Свидетельство

И вот теперь, после стольких вынужденных встреч за эти два с половиной месяца, Ласло впервые глянул этому человеку прямо в глаза. И как бы в подтверждение того, что они действительно поменялись ролями, комиссар растерянно отвел взгляд в сторону. А Ласло — будь что будет! — спросил тихо:

— Вы — антисемит?

Что он сейчас — возмутится, наорет на него, вышвырнет из кабинета? Но ничего такого не произошло. Напротив, комиссар задумался и тихим, искренним голосом сказал:

— Да. Теоретически. Но не так, как эти…

— Простите… именно так! Всякий фанатизм — есть фанатизм, — говорил Ласло, уже не обращая больше внимания на протестующе мотавшего головой комиссара. — Один человек обосновывает его теоретически, другой — выполняет на практике.

— Ах, нет же, нет! Нет… Это чудовищное варварство! Это…

— Кто повинен больше? — возразил Ласло, твердо, смело выдерживая взгляд комиссара. — Птица, сбившая крылом горсточку снега на вершине горы, или сорвавшаяся от ее «невинного» движения лавина, которая уничтожит деревни? Я думаю — и та и другая.

Комиссар, отрицательно покачивая головой, прошелся до окна и обратно.

— Устал я, — глухо обронил он. — А тут еще это… сегодня утром… Я не в состоянии с вами спорить. — Он остановился, долго глядел на орнамент дорогого толстого ковра у себя под ногами. Затем протянул Ласло руку. — Спасибо, и не сердитесь, что понапрасну заставил вас подняться ко мне…

Только начинал заниматься вечер. Ласло неторопливо шагал домой. Сверхурочную работу в банке на этот раз отменили — по причине «закупок» к рождеству. Хотя что уж было покупать!..

Ласло поднялся в Крепость, с минутку посидел на парапете Башни Рыбаков, глядя на темнеющее небо, на мокрые унылые деревья, на поросшие мхом камни.

Из-за спины Ласло, со стороны Крепости зарокотал мотор медленно и совсем низко летящего самолета-разведчика. Ласло вскинул кверху голову и увидел прямо над собой, в каких-нибудь двадцати метрах, широко распластанные крылья стальной птицы и огромные красные пятиконечные звезды на них.

Ласло не удержался от возгласа, полного радости и удивления: какая красота! Ведь до сих пор ему приходилось видеть эти звезды лишь на карикатурах фашистских плакатов — в виде искривленных, изломанных линий или растоптанными гигантским сапогом немецкого солдата (карикатуристы, как правило, не утруждают себя поиском новых идей).

Самолет-разведчик плыл медленно. Вот, припав на одно крыло, он повернул в сторону, и на миг Ласло увидел сидевших в открытых кабинах и пилота и наблюдателя. Ему показалось, что он смог разглядеть даже их лица.

На Башне Рыбаков показались двое мужчин. Они, как будто прогуливаясь, неторопливо приближались к Ласло. Надо было уходить: человек, присевший на минутку отдохнуть и мирно разглядывающий небо, деревья, камни, — такой человек подозрителен здесь! Это может повлечь за собой проверку документов и провал… В этом городе пока еще правит враг!

Ласло стал спускаться вниз по лестнице. На какое-то мгновение он вспомнил утренний разговор с нилашистским комиссаром в банке, и ему стало противно.

«Да, несчастье наше в том, что нас мало!» — подумал он.

Как знать — если б мог он тогда заглянуть в эти джунгли домов, населенных миллионом людей, неустанно жаждущих мира, красоты, добра, — не думалось бы ему, что их так мало!..

Но он жил тогда в ночной мгле развеянных надежд, в лихорадящем горьком похмелье, наступившем после вчерашнего упоения собственной храбростью, которому все они отдались так пылко… Иногда он готов был выйти на набережную с пистолетом в руке и стрелять, стрелять в марширующую мимо колонну немцев или нилашистов, стрелять, пока хватит патронов, пока не убьют его самого. Ведь и это протест, смелый и открытый. Особенно когда большего сделать и невозможно.

И если он не сделал этого, то только потому, что думал: а вдруг он еще кому-то понадобится! Вдруг кто-нибудь из друзей постучится к нему ночью, попросит ночлега или печать на документы. Или кому-то нужно будет помочь бежать из гетто. Вспоминался ему скупой на слова старик — «беженец из Трансильвании», назвавшийся Мартоном Адорьяном. Какой-то он необычный. Рабочий — это и по рукам видно, а как-то вечером Ласло застал его читающим Гольбаха в оригинале, по-французски! Старик сам разыскал книжку в библиотеке Ласло. Мартон Адорьян… последняя весточка, последнее поручение товарищей Ласло за много недель.

Однако на этот раз дома Саларди ждали две новые весточки.

К нему заходила какая-то женщина. Она просила Мартона Адорьяна передать Ласло от г-на Сигети: «Если господин Саларди собирается поехать к родственникам, во второй день рождества, Сигети заедет за ним на машине рано утром. Пусть приготовится». И еще записка: «Дорогой Лаци! Мне передали, что ты ищешь экономку. Подательница этого письма — скромная, тихая, прилежная и абсолютно надежная женщина. Я познакомился с ней у одного хорошего друга, а теперь настоятельно рекомендую ее тебе. С приветом, Фельдмар».