Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование

Кто думает теперь о мире, кто желает его, тот – изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестно нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.

Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе святой великомученик и победоносец Георгий. НИКОЛАЙ. 8 марта 1917 года. Ставка. Подписал: начальник штаба, генерал Алексеев».

«Трудно встретить более благородное, более сердечное и великое в своей простоте прощальное слово Царя, который говорит только о счастье оставленного им народа и благополучии Родины. В этом прощальном слове сказалась вся душа Государя и весь его чистый образ», – писал генерал Дубенский¹²⁹. Об этом же пишет и С.И. Мельгунов: «Может ли кто-нибудь, прочитав приказ, написанный в ту минуту, когда, утратив свое высокое положение, он был арестован[3], поверить, что Император был лицемерен?!»¹³⁰

«Демократическое» Временное правительство побоялось довести последний приказ Царя до армии. Специальной телеграммой Гучкова на имя Алексеева категорически запрещалось передавать приказ в войска. Алексеев, столь недавно рыдавший при прощании с Государем, немедленно исполнил этот приказ, хотя он даже не был подчинен военному министру. «До Государя, – пишет Дубенский, – на другой день дошло известие о запрещении распубликовывать его прощальное слово войскам, и Его Величество был глубоко опечален и оскорблен этим непозволительным распоряжением»

Почему же Временное правительство так испугалось этого спокойного и внешне ему совершенно не опасного приказа свергнутого Царя? «Почему? – вопрошает Мельгунов. – Не потому ли, что прощальное слово вступало в резкую коллизию с настроением либеральной общественности, воспринимавшей и оправдывавшей переворот как неизбежную реакцию на антипатриотическую позицию старой власти? Не потому ли, что впечатление, полученное Бьюкененом[4], могло совпасть с аналогичным в армии, которое не могло бы оправдать ни ареста бывшего Императора, ни юридического расследования его прикосновенности к воображаемой "измене"?»¹³²

Свержение Николая II означало не только военное поражение России. С уходом русского Царя из политики уходят нравственное начало, бескорыстие, верность слову, благородство и искренность, то есть те качества, которые последний русский Царь возвел в основы своей государственной деятельности и которые были свойственны вообще русскому самодержавию. «Получилось так, – писал Г.М. Катков, – что самодержавие как институт дает самые благоприятные условия для воспитания личности, совершенно чуждой стяжательству и низким инстинктам, той личности, о которой думал Достоевский, создавая своих положительных героев».