Свинец в крови

— Последний вопрос... — спохватился киллер. — Прежде чем ты окажешься в раю для сопляков, мне хотелось бы узнать код на двери твоего кабинета.

— Иди к дьяволу. Убивай.

Я тут же пожалел, что сказал это. Мои прекрасные принципы улетучились один за другим, а за ними последовали и остатки мужества. Внезапно я ощутил себя уже не таким гордым. Я принялся бы хныкать и умолять вооруженного ножом ублюдка позволить мне вырастить детишек, если бы верил, что этим могу что-то изменить.

Ну, допустим, у меня, как у убежденного сторонника презервативов и прочих разнообразных противозачаточных средств, предоставленных в мое распоряжение фармацевтической промышленностью, не было детей, ни законных, ни незаконных. Не то чтобы я противился идее воспроизводства, но Наталия бросила меня еще до того, как мы начали серьезно задумываться об этом.

Понимая, что номер с бедными сиротками у меня не пройдет, я чуть было не разразился душераздирающей обличительной речью. Однако по темному огоньку, горевшему в зрачках убийцы, я понял, что и это бесполезно.

Тогда я погрузился в самое черное отчаяние и сделал то, что в подобных обстоятельствах сделал бы каждый человек: я напряг свои сфинктеры.

Киллер склонился надо мной и схватил меня за ворот рубашки. Теперь он уже не шутил. Все происходящее начинало его утомлять. Я мог прочесть это в его глазах. Темный огонек разгорелся, заполонив почти весь зрачок.

— Я тебя последний раз спрашиваю, сучонок, — прошептал он мне на ухо. — Если не ответишь, я отрежу все, что торчит. Сперва уши, потом нос и язык. Не волнуйся, это не помешает тебе орать, когда я буду тебе резать яйца. Ну, так какой там код?

— Но если вы меня все равно убьете...

— Ну, ладно, как хочешь. Вопреки видимости, я — настоящий демократ. Я уважаю волю других. Ты совершенно свободен в выборе. Хочешь — страдай. Это мужественный выбор. Бесполезный, но мужественный.

Он захватил мое левое ухо большим и указательным пальцами и поднес к нему нож. Еще два сантиметра, и я смогу распрощаться с моей хорошенькой мордашкой. Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как сталь впивается в мою плоть.

Внезапно по галерее прокатился оглушительный грохот.

Я узнал этот звук.

Я уже слышал его раньше. В тот вечер, когда умерла Наталия, если быть совсем точным.

Дыра размером с грейпфрут, украсившая грудь убийцы, подтвердила мою догадку. Только пули «магнума» обладали таким впечатляющим соотношением пробивной и разрушительной способностей.

Струя крови, хлынувшая из зияющей раны, ударила мне в лицо. Нападавший кулем рухнул на меня. Его кровь заливала мне рот и глаза. Безуспешно отплевываясь от вязкой жидкости, затекавшей в легкие, я прилагал все силы, чтобы не задохнуться.

Я пытался подняться, но обмякшее тело не давало мне пошевелиться. Мои руки скользили по липкой коже, ища, за что ухватиться. Отчаявшись приподнять покойника, я выгнулся и спихнул его с себя.

Скорчившись в позе зародыша, я широко раскрыл рот и несколько раз жадно втянул воздух, а потом меня вывернуло прямо на паркет.

Когда я встал, совершенно оглушенный, покрытый желчью и кровью, то понял, почему до сих пор жив. Передо мной на коленях стояла Лола. В руках она сжимала еще дымящийся револьвер.

Ее глаза горели животной ненавистью, поднимавшейся из глубин ее естества. Первобытной ненавистью, за которой уже не было ничего.

Потом ее руки разжались, и «магнум» упал на пол. Ее глаза вдруг сделались совершенно пустыми. Отчаянная сила, позволившая ей нажать на спуск, внезапно улетучилась. Она посмотрела на меня остекленевшим взглядом и открыла рот, но не смогла издать ни звука.

Я не нашелся что ей сказать, поэтому просто обнял ее. Ее слезы, стекая по моим щекам, окрашивались в красный цвет.

24

Телефон зазвонил в тот самый момент, когда Сара наконец стала засыпать. Прежде чем снять трубку, она посмотрела на будильник на ночном столике. Почти час ночи. Интересно, кому могло прийти в голову позвонить ей так поздно, когда назавтра намечено столько работы?

Сара с трудом поднялась. Она чувствовала себя разбитой. В течение двенадцати часов она обзванивала всех клиентов VIP-этажа «Инферно», бывших там в вечер убийства Наталии. Всего в списке значились сорок два человека, чьи имена удалось установить на основании показаний вышибалы и официантов. Пятнадцать из них оказались недоступны, семеро были на заседаниях. Остальные двадцать согласились поговорить, хотя часто весьма неохотно.

Все изображали полное неведение и настаивали на своей невиновности. Конечно, они знали Наталию, ведь они вращались в одних кругах и у них было много общих знакомых. Все хотя бы раз пересекались с ней на каких-нибудь торжествах или показах моды. Наталия была девушкой видной, вряд ли кто-то мог пройти мимо нее, не обратив внимания. Однако никто не признался в том, что близко общался с ней — только шапочные знакомства.