Следовательно, у самой Валентины, с ее теплокровным южнорусским акцентом, отношения с академизмом были прохладные. Эта энергичная любительница Пруста воплощала в себе все лучшее из того, что встречал Каспар в людях: авантюризм и смелость суждений Белозерского, полемическую заостренность Коли Фокусника, методичность и мощный кругозор Зои, не говоря уже о гуманности, порядочности и любви к миру. Особенно к орешкам со сгущенкой – ведь и это Каспару было близко. Но была у Валентины еще одна черта, с которой доселе сталкиваться не приходилось: у нее был Дар результата. Все прочие милые люди – они слишком любили процесс. Дети карнавала – они бесконечно распыляли блестящие идеи, которые никто так и не воплотил. Изящные слова и мысли покрывались пылью и складывались в прекрасное и безумное архитектурное излишество, которое так никогда и не было достроено. Как Саграда Фамилия в Барселоне. С той только разницей, что творение Гауди, пусть и незавершенное, служит земному и небесному. А невостребованные интеллекты и светлые головы так никогда и не являют миру свое величие…
А Валентина не терпела пустоцвет! Она стремилась увидеть плоды исканий. Пусть даже не гарантированно съедобные. Пусть даже блинчики комом. Главное – воплощение! Из рыхлого «Инстинкта и необходимости» она решила сделать тщательную квинтэссенцию и выдать ее за приличный диплом. Каспар долго не решался протестовать, а потом его прорвало: слишком утилитарный замысел! Замах на рубль, удар на копейку. Одно дело – книга. Книга! И совсем другое – диплом. Формальность. Макулатура…
– Я бы так же рассуждала в твоем возрасте, – перейдя на «ты», невозмутимо каялась Валентина. – Думаешь, у меня у самой нет такой вот книги в стол?! Есть. Но такой хоккей нам не нужен. Пытаться прыгать через ступеньку – значит бездарно тратить время и силы. Поверь моим многотрудным опытам. Сначала у нас будет диплом. А уж потом – даст бог, и книга…
…Потом, потом. Потом – значит никогда! А Каспар уже надышался новой энергетикой, ему хотелось наковать побольше железа, пока горячо. В довалентиновскую эпоху он совершенно не был одержим «плодом исканий». Он, как и все, наслаждался процессом. А результат – да и пусть себе когда-нибудь нагрянет, когда захочет. Белозерский – тот и вовсе писал свою брошюру лет двадцать и не видел в том конфуза! Но теперь, с такой поддержкой, Каспар понял: сейчас или… когда рак на горе свистнет. Надо ловить момент, пока у свет Всеволодовны запал не остыл. И грех тратить запал на мелочи. Диплом и так напишется! Его все пишут. Кто за полгода, кто за две недели, кто за три дня. А вот труд всей жизни – книга…
Легкомысленный «доктор Ярошевский» привык, что запал всегда остывает. Рано или поздно, чаще всего рано. Но Валентину, чур, не путать с остальными! Она была стайером в окружении суетливых спринтеров. И ей было немного одиноко пестреть. Но только немного, совсем чуть-чуть. Ее было трудно смутить никчемным окружением. И этот размеренный перфекционизм напоминал методы Авроры. Она бы рассуждала точно так же, сочетая здравый смысл крепкого ремесленника и умелую импровизацию. От сюжетных аналогий становилось не по себе: Каспар снова выходил на шаткие подмостки, в освещенный круг, под прицельное материнское око. И, наученный горьким опытом, отчаянно сопротивлялся, отстаивая каждую пядь своего графоманского детища. Долой прежнюю мягкотелость! Хотя порой ему так хотелось согласиться с Валентиной без боя… Та относилась к метаниям спокойно, протягивая бутерброд мира с салями. Романтическая колбаса с восточным акцентом – примирительный деликатес, так уж условились тогда за неимением большего. И желторотый студент на собственном опыте понимал, что легко остаться друзьями лишь в пустопорожних умствованиях. В имитации бурной деятельности. А попробуй-ка найти достойного брата Гонкура и ни разу не потянуть одеяло на себя! Ни разу с ним не поспорить, ни разу не усомниться втайне в его талантах и мельком не поставить свой могучий умище на порядок выше… Не бывает гладко, если сработаешься с кем-нибудь так, что буквы не рассыплются словоблудием, а сложатся в связное чтиво. Какое угодно – для начала хоть в оглавление!
Оглавление оглавлением, а Валентина замахнулась на святое – на главу про собственного муженька! Каспар подумал было, что дело в неприкосновенности частной жизни – хоть и имя досточтимого Фаныча он изменил. Но что имя… ведь суть в скрытых течениях!
Но оказалось, что не в них. Точнее, в других скрытых течениях, имя им легион. Каспар шел на уступки: мол, в дипломе вас послушаюсь, но книгу-то будущую не цензурируйте! Не срезайте бутон нераспустившийся…