Свингующие пары

Пизда Анны-Марии пела, пока мы летели к земле, и скорость становилась такой, что я понимал, – это конец. Земля притягивала нас так сильно, и мы падали с такой высоты, что у нас не оставалось шансов.

Но Анна-Мария – выдающийся пионер воздушного минета, – умудрялась улыбнуться со мной во рту, и приступала к следующему трюку.

Каким-то чудом, невероятным усилием воли и тренированного тела – о, в этом деле без многолетнего обучения никак, – она умудрялась добраться до кресла пилота, пристегнуть ремни, включить аварийные сигналы, и дернуть все необходимые рычаги. И наш самолет, презрев все законы, включая тяготения, зависал в последнюю минуту над Землей – буквально на высоте полуметра, – и, после дикого рева двигателей, а на самом-то деле это кричал потерявший всякие ориентиры я… еле-еле, с невероятным трудом, дрожа каждой своей деталью, выплевывая длиннющие струи огня… выбирался из этого невероятного, страшного, затяжного, единственного в мире пике.

И примерно через несколько минут я чувствовал, как свинцовая тяжесть покидает тело, и испарина выступает на лбу. Я был экипажем космического корабля, который в последний момент избежал чуда. И я хватал обеими руками голову спасителя – Анны-Марии, – чтобы расцеловать в обе щеки, но находил голову в своем паху, где она сосала меня, и это было так хорошо и так сладко, что я не решался вырвать это жало из своего тела, прижечь эту пиявку, и она сосала, сосала и сосала. Когда же мне показалось, что мы уже не можем больше летать, и – не упадем, нет, – просто мягко спланируем на воды Океана, бушующего внизу, Океана, где нас уже ждет стая больших и игривых китов… Анна-Мария сумела взять ситуацию под контроль и в этот момент.

Она организовала нам мягкую посадку.

И я не взорвался, нет… но просто очень долго и тихо, кончил ей в рот, и она, – умница, – организовала бесперебойную откачку топлива, и если бы я мог, то рекомендовал бы этот газопровод всем ведущим концернам мира.

Думаю, она заслуживала аплодисментов на мировом съезде нефтяников. И первого места в президиуме на съезде стран-газодобытчиков. Она нашла бы воду и без лозы. Отсосала гной, даже если бы у вас не было раны. Это была прирожденная минетчица, женщина, чья манда тускло моргала огнями самолета, потерпевшего бедствие в джунглях, заброшенного… в котором прорастают уже лианы и капает с фюзеляжа вода, и ржавеют детали ремней…

Но чей рот, – во искупление этого печального угасания, – цвел самым ярким и самым ядовитым цветком джунглей. Тем самым, которым украшали свой самый торжественный венок ламы и будды, индуистские боги и белые сахибы, принимавшие парады туповатых сипаев, нажравшихся бумаги, пропитанной свиным жиром.

Она сама была рот – Анна-Мария.

Я понял, что все части ребуса встают на место.

Мироздание восстанавливало равновесие. Боги возвращали мне расположение. Милостивые улыбки небожителей заполнили комнату Анны-Марии, пока она лежала тихонечко, держа во рту меня, и полизывая, пока я уменьшался, уменьшался… и она уткнулась носом мне в живот без боязни подавиться. Я блаженствовал, думая о том, что у меня никогда больше не будет панических атак. Что я нашел себя. Троица воссоединилась.

Алиса любила лучше всех в мире, Лида трахалась лучше всех в мире, а Анна-Мария сосала лучше всех в мире.

Я стал чемпионом мира по всем мыслимым версиям.

…почувствовав, что руки затекли, я вынул их и потрепал по голове Анну-Марию. Она что-то благодарно промычала.

Понравилось, спросил я, потому что ей спрашивать об этом не было никакого смысла, все и так было понятно.

У тебя красивый…пробормотала она.

Но великова…сказала она.

Придется терпеть и в дальнейшем,сказал я.

Ох, даже не знаю, что скажет Дие…сказала она.

Не так уж ты его любишь, если дала мне,сказал я.

Нашего хохотунчика и консула,сказал я, почувствовав вдруг, – со стыдом, – резкую неприязнь к Диего. Это было что-то вроде ненависти сына к отцу. Он должен был умереть, чтобы я занял его место. Во всех трех женщинах.

Он вовсе не такой, как ты думаешь,сказала она.

Он опасный человек,сказала она и я вспомнил предостережения Лиды.

С чего ты решила, что я не такой,сказал я.

Она поднялась надо мной на руках, – сухие губы, обратил я внимание, – и посмотрела внимательно в глаза. Покачала с сомнением головой, задевая волосами. Я почувствовал, что восстаю. Вцепился ей в задницу, и усадил на себя. Анна-Мария охнула и закусила губу. Я выгнулся, потому что теперь была моя очередь показать, как надо летать.

В этот момент дверь скрипнула.

***

Некоторое время мы молча смотрели – каждый на себя в отражении чужих глаз.