— Мы собирались вмазаться, а маленький ублюдок вторгся сюда, пытаясь нас съесть, а пакет с “герычем” был на полу, вот он и съел его! А ещё он съел свечи!
Леонард был готов заплакать.
— Разве вы, девочки, не понимаете, что Рокко вернётся сюда в пятницу? Он приедет, чтобы забрать фильм. И вы знаете, что еще он собирается забрать? Он приедет, чтобы забрать свинью. Ну так что я ему скажу: «Боже, мистер Рокко, извините. Девушки зaбили свинью до смерти досками»? Это не сработает. Он убьет нас!
Суть жалобы Леонарда и вытекающие из нее следствия не возымели большого эффекта.
— Нам все равно, Леонард! — завизжала Сисси.
— Точняк, — добавила Подснежник. — Нам нужно больше “дури”!
— Дай нам нашу “дурь”, Леонард!
— Точняк!
— Эта чертова свинья, которую ты заставлял нас трахать, съела наш пакетик, так что дай нам еще!
Леонард мог только продолжать пялиться. Им было наплевать на жизнь. Их волновал только героин.
— Вот. Уговнитесь до самого Палукавилля[75].
Девушки упали на пакетики, как вращающееся сверло, визжа от изобилия “дури”. Леонард наклонился и потащил мертвую свинью из комнаты.
««—»»
«Это 1977! Надеюсь, я попаду на небеса!» Джо Страммер хрипло надрывался из первого альбома “Clash”[76]. “Шоу Зайры” на WGTB начиналось в 9 часов вечера каждый понедельник — и этот новый материал назывался панк-рок. Группы, по мнению Леонарда, с глупыми и претенциозными названиями, такими как «Объявления», «Вибраторы», «Джонни Мо-пед», «Душители» и кучка легкомысленных идиотов, называемых “Секс-Пистолеты”[77]. Леонарду было все равно; казалось, это предвещало конец музыки в будущем.
…в дверь постучали.
««—»»
— Вы девушка из… — но затем Леонард быстро осекся. Что он мог сказать?
— Можно мне войти? — eго посетительница спешила, оглядываясь через плечо. И да, не было никаких сомнений.
— Блядь, — сказала она и вздохнула, когда он закрыл дверь. — Спасибо.
— Что… эм… я имею в виду…
— Я — Эстер, я просто выскользнула из посёлка, и я думаю, что мой ебучий брат видел меня.
Но Леонард был ошеломлен.
— Вы, должно быть, одна из… Eпифанитов, — наконец произнес он. — И имеете какое-нибудь отношение к пастору Соломону?
Девушка фыркнула, блуждая взглядом по полуразрушенной гостиной.
— Да, этот старый хрен — мой гребаный дедушка. Эй, у тебя есть выпивка или травка?
— Э-э… Нет, извините, — сказал Леонард.
— Я прошу прощения за этот запах, — сказал он о доме. — Я… эм… собаковод.
— О, да, я видела будки снаружи. — Она потянула за тесемку и сняла чепчик. Пышные медово-светлые волосы вырвались наружу.
— Могу… могу я чем-нибудь помочь?