Свинпет

Недоумение поползло по щекам девушки. Длинная тень Буриха качнулась и приблизилась, скрестив на груди руки. От реки снова разнесся шум. Из воды стремительно выскакивали люди-собаки и неслись к своей одежде. Началась толчея.

— Скоро рассвет, — пояснил Бурих, и его тень на земле дрогнула и отползла назад.

Ночь пролетела, девушка оглянулась на лес, тот по-прежнему давил стеной темноты. И в этот миг раздался продолжительный истошный крик петуха. Люди-собаки на берегу, будто по мановению волшебной палочки, начали превращаться в собак и разбегаться по сторонам. Как в воду канула одежда, в которую не успела облачиться часть людей-собак. Пропали волчьи останки и шкуры, как будто их не бывало. В мгновение ока вытянулась вверх трава на поляне, еще недавно вытоптанная, раздавленная всмятку, поломанная, густо политая кровью и, казалось, омертвевшая. Петька, секунду назад стоявший на вытоптанной траве, оказался по пояс погруженным в нее. Лишь в тоннеле, под елью, где стояла Катюха, ничего не изменилось: на тропе, густо покрытой старой пожухлой хвоей, не пробилось ни травинки. За поляной потух свет прожекторов, беззвездное небо рухнуло вниз, как сквозь землю провалились автобусы, исчезли тени. Предрассветная мгла заклубилась. Было чему удивляться, но Катюха прикусила губу и никак не отреагировала. На нее навалилась усталость. Напряжение, в котором пребывала она всю ночь, стало пропадать. По телу потекла вялость. Молчком развернулась лицом к тоннелю и шагнула по мягкой хвое в еловую темноту. Сзади услыхала командный Петькин голос:

— Проводи ее, Александр!

Через пару секунд шерсть собаки скользнула по икрам.

— Это ты, Александр? — спросила она, протягивая руку.

Пес мокрым носом коснулся тонких пальцев. Она чувствовала себя опустошенной. Ночь преподнесла много сюрпризов. Город втягивал в свои проблемы, как мощный пылесос. Сознание не могло отделить реальное от нереального.

А вскоре далеко на горизонте едва заметно очертилась рассветная полоса, слегка тронув вершины окоема, после чего стал образовываться солнечный горбик. Дымка рассветного сумрака медленно, шаг за шагом, отступала, таяла и стекала вниз с вершин окоема.

Клонило в сон. Не хотелось разговаривать. Часто натыкалась на острые ветки, они царапали кожу, цепляли волосы, одежду. Пес трусил впереди, издавая короткие урчащие звуки. Открылся выход из тоннеля. Внутри вырубки полумрак, утренние проблески еще плутали где-то рядом с горизонтом, увязая в лесах, болотах, горных изломах. Но дышаться стало легче. Ощущалось, вот-вот солнечный свет погонит сумрак в отдаленные пещеры, подземелья, ямы и в глухую беспросветность чащоб.

Пес проводил до двери строения. В отверстиях-оконцах дрожал тусклый свет. Катюха дотронулась до головы собаки, в сознании возникло лицо Александра, отдернула руку, взялась за кривую ручку.

На столе чадили лампы, в спальне на лосиных шкурах вкусно разметались парни. Дрыхли, как медведи в берлоге. «Все на свете прохлопали», — подумала Катюха с сожалением. Растолкала приятелей и стала выкладывать ночные события. На сонных лицах заиграло недоверие, усмешки. После последней фразы тишину прервал голос Лугатика:

— А ты не заливаешь, подруга? — Сидел прямо, подтянув к себе колени, раскатал штанины, стрелки на брюках и рубаха помялись. — В лесу достаточно крикнуть «Ау» — и далеко слышно, а тут долбили из многих винтарей, шум на всю вселенную, а у нас, выходит, уши заложило. Не накручивай вранье. Какого черта разбудила? — Володька поморщился, потянулся, привстал на коленях. — Приснилось, что ли? Или в темноте почудилось. С каких это пор трепать языком научилась? Даже я не смог бы навесить такую лапшу. Вон Андрюха уши растопырил.

Раппопет смял под собой лосиную шкуру, недовольно засопел, застегнул на груди рубаху, медленно поднялся на ноги, затянул брючный ремень:

— Ты, Лугатик, про свои уши трави! — шагнул он к Катюхе, прислонившейся плечом к дверному косяку, присмотрелся. — В нашем положении у каждого может крыша поехать: перевернутые дома, задоходые буровят всякую чушь, сумасшедший дом, деньги не такие. Но чтобы из собак — люди, а из горожан — волки… — передернулся. — Наверно, ночью что-то произошло, но не такое же, на самом деле. Ты переборщила со страху. Не переживай, Катюха, каждому из нас сейчас черт знает что может померещиться, тем более ночью среди скопища собак. Не только волки, тут запросто разные чудовища привидятся.

— Да перестаньте вы! — огрызнулась Катюха. — Спросите у Буриха, если мне не верите! — оторвала плечо от косяка, ступила на мягкие шкуры.

У стены заелозил Малкин. Сложно поверить в Катюхину историю, но какой смысл ей придумывать? Может, в этом городе не только днем все наперекосяк. Показал на бревенчатое возвышение:

— Ложись, вздремни, а то измотал этот город. В башке полный кавардак. Похоже, мы серьезно куда-то вляпались и выбраться — не знаем как. Тут и в мага поверишь, и в волков. Нам и горожане днем про Философа толмачили. Но за каким чертом Философ нас сюда затянул? Не сами же по себе мы здесь оказались. Чувствую, без Философа нам не обойтись.