Свинцовая строчка

Сейчас я здорово полюбил жизнь. Был один момент, когда мне жизнь надоела; это было нехорошо, но это краткий отрезок времени; сейчас я от дурных настроений освободился полностью. За последние 13 месяцев не было ни одного дня с так называемым «интеллигентским» плохим настроением. Было много тяжелых, неприятных часов, но это не тоска, которая бывает от внутренней пустоты или, точнее, от «повышенного культурного уровня». Ну, хватит философствовать! Сейчас снял машинкой все волосы. Думал, на отдых попадем, так берег прическу, но теперь об отдыхе уже не мечтаем, и потому подстригся на зиму. Между прочим, попадаются и седые волосы.

III. С войны возвращаются стариками

22.10.42

Стоит настоящая осень! Эти черные ночи даже не описать: абсолютная чернота, идешь, как слепой, по грязному крутому оврагу, и нет никаких ориентиров. А вообще жизнь в земле, точнее, под землей, осенью совсем непривлекательна. Говорят, что от этих сырых блиндажей даже здоровье портится, но я подчеркиваю – говорят, ибо по себе не чувствую. На днях глядел кино – на открытом воздухе, под моросящим дождем. С экрана пела Кэто Джапаридзе что-то цыганское, что-то тоскливое, а над горизонтом, в черноте ночи, висели белые осветительные ракеты немцев, и иногда пролетали случайные трассирующие пульки. Вечерами, при свете коптилки, читаем вслух Лермонтова. Я всегда любил Лермонтова, но сейчас особенно. Вечера длинные-длинные, а ночи и того больше – устаешь спать. С каким, вероятно, удовольствием вы поспали бы так. Теперь, для разнообразия жизни, я решил отрастить бороду и усы. Буду растить до первого приезда на «большую землю», то есть до первого города. Вот если годика через два я попаду в Горький, то приеду с бородой, и вы скажете: «С войны возвращаются стариками!»

25.10.42

Почти месяц не получаю писем! Сегодня одна открытка от Орловой. Пишет, что видела вас, настроение у всех хорошее, и выглядите лучше, чем весной. У нее за один год в семье четыре смерти: отец, Виктор, Валентин Л. и??? – я не знаю его.

Меня моя жизнь не тяготит, и 3–4 года я вынесу легко. Видите – я постепенно увеличиваю сроки. При первом прощании с Лелей и Таськой год казался слишком большим периодом, а теперь вам, вероятно, не понравится новая цифра и вы поморщитесь. Ничего, увидимся.

Сейчас о другом: вот уже пять дней живем под крышей; прекрасно – на улице дождь, а у нас сухо. Конечно, хата без окон, без дверей, но главное – крыша. Правда, под такими крышами жить рискованно: на них кидают бомбы, и по этой причине нас все-таки попросят выехать в лес.

На фронте стало тихо, как и месяц тому назад. Немец мог бы далеко отогнать нас, но почему-то удовлетворился 30–40 километрами. Коридор на Демьянск теперь имеет ширину в 40 километров вместо 50. Только пушки, несмотря на дождь, продолжают стрелять.

1.11.42

Таська, мои письма – что-то похожее на дневник, только он получается не при мне, а отсылается домой. Приеду, прочту, вспомню еще раз всю эпопею; не приеду – вам на память останется. Живем опять под землей, в норах: 10 дней жили в полуразрушенном доме, но приказали зарыться. Начальство нас жалеет и не разрешает рисковать жизнью. Если бы вы знали, как изрыли, ископали Калининскую и Ленинградскую область. Все речки, точнее их берега, все овраги, все леса – все раскопано под блиндажи. Мы только и делаем, что переезжаем с места на место, больше 10–15 дней на одном месте не живем. Война утихла, здесь и летом-то не особенно развоюешься.

Теперь немного о письмах: я иногда жалел, что некому написать то, что пишется единственной, а через полтора года понял, что самое лучшее сейчас – не иметь обязательств перед будущим. Убьют – не оставлю ни вдовы, ни сирот. Так что мне писать никто не обязан, а на родную сестренку я не обижаюсь и на то, что ей надоело писать письма (последнее письмо было в августе, да маленькая открытка от 15.09, где она беспокоится о моем молчании). Вообще, Таська, на тебя я не сержусь, где-то встречал строчки: «Увидеться – это б здорово, а писать майор не любил».

Регулярно пишет только мама, но говорят, что материнские чувства самые сильные. Не знаю, читаете ли вы газеты (вероятно, нет), так в «Комсомолке» от 19.10.42 была очень интересная статейка: письмо какой-то Лиды из Саратова на фронт. Не хотелось бы получить такое письмо, живя здесь под землей на положении крота. Хорошо, что будущее у меня пока неопределенно! Маме хочется увидеть меня, так для нее есть песня:

«Вы меня не ждите,
Шибко не грустите.
Путь на Запад
Труден и далек!»

А сон мой, Таська, – в начале войны – кончался где-то на юге Европы. Длинный путь предстоит.

9.11.42