Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

У входа во двор Климовецких стояла молодая женщина и пожилой человек. Приближаясь к ним, я увидел, что они не сводят с меня взглядов. Я видел обоих в “Вечерке” на встрече творческой молодежи, где выступала бригада эпигонов Жванецкого, читавших свои произведения, написанные со 100% соблюдением интонации своего кумира:

Она была красивая, хотя умная.

Я ей сказал:

Беллочка, а вы можете просто закрыть глаза и представить себе, что это не я, а тот же самый Омар Шериф.

– А если таки нет?

– Таки вы не можете закрыть глаза или вы таки не можете себе представить?

– Допустим я могу и то и другое, но я просто не знаю, какая нужна нечеловеческая фантазия, чтобы из только что стоявшего передо мной вас вышел Омар Шериф!

–Хорошо, пусть это будет не Омар Шериф, но я вам гарантирую что-то свежее в сфере чувств!

– Вы знаете, мне постоянно обещают что-то свежее, а получаются одни разочарования!

– За свежесть я вам ручаюсь, позавчера у нас пустили на 15 минут воду! Я еле успел!

История отношений Беллочки и влюбленного в нее автора, который хотел быть похожим на Омара Шерифа, превратились в бесконечный обмен репликами, не предполагавшими никакого развития. За столами скоро начались разговоры, слившиеся в гул, в котором неожиданно раздался очень громкий женский смех. Этот смех был наполнен таким безоглядным весельем, что все примолкли и стали оглядываться, чтобы увидеть смеющуюся. Это была официантка – плотная блондинка с короткой стрижкой, лет 35, в черной юбке и белой блузке. Она стояла у стола, за которым сидел высокий пожилой человек с костистым лицом, крючковатым носом и растрепанными седыми волосами. Я тут же назвал его Кащеем.

– Ну, вот снова, вы все испортили, милочка, – осклабившись, он взял ее за локоть и заглянул в глаза. – К молодому таланту надо относиться бережно, а вы?

– Если бы мне только не надо было слушать эти таланты каждый вечер! – ответила та, совсем не стараясь говорить тихо.

Собрав на поднос пустые бокалы, она направилась к бару и, когда она проходила мимо меня, я узнал в ней женщину, которую раз видел в коридоре у Климовецких. Вернувшись со сходняка, мы с Мишей только вошли в темный коридор, а она, чуть наклоняясь вперед, стремительно шла нам навстречу. Каблуки ее туфель гулко били в дощатый пол. Проходя мимо, она обдала меня сладкой волной духов. И сейчас я ощутил тот же сладкий, тревожный их аромат.

Смех официантки положил конец выступлению юмориста. Повсюду шумели отодвигаемые стулья, кто-то позвал знакомого, кто-то поднялся, чтобы выйти покурить на улицу, заговорили уже громко, у сцены раздались жидкие аплодисменты друзей и родственников артиста. Тот, сделав несколько спазматических поклонов, исчез.

На улице я столкнулся с Кащеем. Он оглядывался, словно разыскивая кого-то, потом, повернувшись ко мне, спросил нет ли сигаретки.

– Я не курю.

– Хотите уйти из жизни здоровым? Это – похвально!

С этими словами он вытащил из кармана пачку “Мальборо” и, вытряхнув сигарету, повесив ее на губу.

– Забыл, – объяснил он, чиркая зажигалкой. – Очень интересное выступление, не правда ли? Нынешняя молодежь так свободно себя чувствует, вам не кажется? Вы тоже юморист?

– Нет.

– Слава Богу. Какое убожество, подумать страшно! Но кадры есть, кадры есть.

Ничуть не таясь, он пристально рассматривал стоявших вокруг нас.

– Кого вы имеете в виду? – спросил я, хотя догадывался, что речь идет не о выступавших.

– Ну, смотрите, – он кивнул на худенькую девушку с начесанными вверх волосами и нарисоваными синими тенями вокруг глаз. Она курила, обняв себя правой рукой за левое плечо и поеживаясь на вечернем ветерке.

– А-а? Как вам?

Не дожидаясь ответа, он продолжил:

– Такой бы ручки привязать к спинке кровати и надругаться по полной программе, нет?

Я опешил. Кащей поспешил переменить тему:

– Хотел бы я знать, кто придумал эту категорию заведений – “Молодежные кафе”? А людям, скажем, моего возраста, где собираться? На кладбище?

– В городе есть другие рестораны.

– Но их же нам пока не начали подавать как кафе для ветеранов труда или как кафе для валютных проституток и иностранных моряков. Верно?

Поглядев вбок, он как бы ни к кому не обращаясь, добавил:

– Хотя мы все знаем, где они находятся. А вы учитесь или работаете?

– Работаю. В “Комсомолке”.

– О-о, прэс-са! Романтическая профессия! В каждом журналисте женщина, умеющая читать, видит молодого Хемингуэя. А не умеющие читать видят человека с красной книжечкой, перед которой открываются все двери, верно? А как ваша фамилия, кстати?

Я назвался.

– Звучит знакомо.

– А вы чем занимаетесь?

– Я – радиоинженер. Константин Константинович. Можно просто Костя.

Для Кости он был немного староват. Даже, скорей, сильно староват. А называть его Константином Константиновичем язык не поворачивался.

Он протянул мне большую костлявую руку.

– Работаю на телефонной станции. А в свободное время аппаратурку кой-какую собираю. Усилители, колонки. Музыкой интересуетесь?

– Немного.

– Будет желание, заходите в мастерскую. – Он назвал адрес. – Запомните?

– Да, это недалеко от моего дома. Приятно было познакомиться.

Он вернулся в кафе, а я отправился домой.