Советским наступлением, которое должно было проходить одновременно с высадкой Союзников во Франции (которая первоначально намечалась на май 1944 года), была Операция «Багратион». С начала лета 1944 года Советы обрушили, по крайней мере, 5,5 миллиона солдат и орды танков против не более чем 2,5 миллиона немецких и румынских солдат, от Бессарабии на юге и до Полярного круга на севере. На дальнем севере, не имея особых успехов в боях против немецкой двадцатой горной армии, Советы сумели нанести финнам достаточный урон, чтобы убедить их согласиться на американские и британские предложения сепаратного мира. К сентябрю Финляндия вышла из войны.
К августу массированное наступление Советов добралось до Эстонии, Латвии и Литвы на севере; Восточной Пруссии и Польши в центре; Венгрии и Румынии на юге. В Италии Союзники прорвались в мае через линию Густава и вышли на финишную прямую к Риму. 6 июня Союзники вторглись в Нормандию, заставив немцев перебросить еще больше войск с Востока.
Операция «Багратион» преуспела в обескровливании немецкой армии и их союзников, и теперь их солдаты отчаянно сражались на трех фронтах и в крупной антипартизанской кампании на Балканах. К счастью для 198-й пехотной дивизии, после трех адских лет сражений на Востоке ни одно из трех больших наступлений противника весны 1944 года непосредственно ее не затронуло — сначала дивизия была переброшена в Румынию, а затем во все еще спокойную Францию, для восстановления до штатной численности пехотной дивизии.
Во время нашего следующего вынужденного отступления к румынской границе я от слабости практически вываливался из седла. Температура тела у меня была почти 41 °C (приблизительно 106 градусов по Фаренгейту). Где-то меня посадили в санитарный поезд, на котором я навсегда уехал из России. Это случилось почти в том же самом месте, где в 1941 году наша дивизия начала свое наступление в России, пересекая пограничную реку Прут. Теперь, в апреле 1944 года, почти три полных лишений трудных года войны для 198-й пехотной дивизии были позади, но все жертвы оказались напрасны!
Постепенно санитарный поезд довез меня до Галаца, в Румынии, и за это время я достаточно поправился, чтобы мне захотелось вернуться в войска. В Галаце мне представилась возможность полететь в Бакау на транспортном самолете. Если я правильно помню, с апреля 1944 года там располагался штаб 8-й армии. Я пересел с седла на поезд в холодную и сырую погоду, и у меня не было с собой никаких вещей или сменной одежды. На мне не было ни белья, ни носок — только моя форма и тяжелые зимние сапоги. А в то время в Румынию уже пришла весна. Я чувствовал себя подобно бездомному бродяге среди хорошо одетых румын и солдат наших тыловых частей. Я это особенно ясно почувствовал, когда попытался получить в штабе 8-й армии информацию о текущем местонахождении 198-й пехотной дивизии.
«Цепной пес», стоявший у входа во внушительное здание, где располагался штаб, даже не хотел пускать меня внутрь. Настолько его шокировал мой жалкий вид. Он смягчился и, по крайней мере, разрешил мне войти в холл. Там царила аура благородного спокойствия. С любопытством я прочел таблички на огромных французских дверях. Все полубоги, там были кабинеты командующего армией, начальника штаба, начальника оперативного отдела, квартирмейстера, начальника разведывательного отдела, первого адъютанта и так далее. Тихо открылась одна из дверей, и изящно одетый военный прошел через зал и исчез за другой дверью. Похоже, здесь было принято носить брюки с остро выглаженными строчками, главным образом с красными лампасами[27], и начищенные до блеска сапоги. Я посмотрел вниз на себя и застыдился! Но все равно меня никто не замечал, пока один из «цепных псов» не сжалился надо мной и не предложил разузнать, где находился в то время командный пункт моей дивизии. Получив информацию, я сразу направился к армейскому автопарку, и там я нашел грузовик, который должен был ехать в нужном направлении. Во второй половине апреля я достиг дивизии, или, точнее, того, что от нее осталось. Это было в Романе, примерно в шестидесяти километрах к западу от Прута, пограничной реки между Россией и Румынией.
В воображении нашего верховного главнокомандующего Роман, по-видимому, должен был стать очередной «крепостью»! В любом случае, сразу после моего возвращения мне было поручено управление строительством укреплений вокруг Романа. Если мне правильно сказали, было заключено соглашение с главой румынского государства, маршалом Ионом Антонеску, о том, что против еврейской части населения Румынии не будут применяться никакие меры. Но тысячи евреев пришли на строительство укреплений, вероятно, под принуждением. Они в основном работали недалеко от мест жительства, так что я установил двухчасовой перерыв в полдень на каждый день, чтобы эти люди могли поесть дома.