Свинцовый монумент

И снова Мирон ответил ему точно таким же движением головы: нет.

По дороге со стороны города катилась грузовая машина. Водитель сигналил часто и непрерывно, требуя освободить ему путь. Андрей оттащил Мирона в сторону. Подпрыгивая на выбоинах и обдавая душным, копотным дымом солярки, машина пронеслась мимо. Водитель погрозил кулаком.

- Давай посидим на травке, - предложил Андрей. - Тут нам все время будут мешать.

Они отошли в глубь сосняка, перемешанного с березками. Мирон послушно двигался вслед за Андреем. Трава была основательно вытоптана, валялись обрывки газет, измятые пустые пачки из-под сигарет, консервные банки, бутылки - следы воскресного "культурного" отдыха, - но все-таки Андрей отыскал небольшой бугорок, поросший брусничником и толокнянкой. Мирон первым опустился на землю, не снимая своего праздничного пиджака. Андрею захотелось предостеречь его - зеленые травяные пятна трудно смываются с шерстяной ткани, но понял, что на эти слова Мирон все равно не обратит внимания. Только на очень важном, на том, что так перевернуло за ночь Мирона, можно постепенно его разговорить. Андрей улегся рядом.

- О чем заявление ты давал на подпись Федору Ильичу? - спросил, растирая между пальцами жесткий брусничный листок.

Мирон закинул руки под голову. Лицо у него немного просветлело, он шумно втягивал в себя легкий лесной воздух открытым ртом.

- Об увольнении. Уезжаю, - коротко, как само собой разумеющееся, ответил он.

Чего-чего, а такого ответа Андрей не ожидал. Мирон увольняется, куда-то уезжает, ни с кем в семье не посоветовавшись, бросает дом родной, а Ольгу он, похоже, вчера даже не видел, не разговаривал с ней. Но что же с ним тогда случилось? Почему он точно закаменел и слова из него клещами не вытащишь? Мирон не такой человек, чтобы от пустяков каких-нибудь киснуть. А время идет, обед давно пропущен, скоро наступит конец рабочего дня, и, если они здесь с Мироном еще задержатся, мать изведется от беспокойства, отец со своим больным сердцем сляжет в постель.

- Мирон, ты подумал, что тогда будет? - Андрей грудью навалился на него, стал дергать, трясти за плечи. - Это... Это же...

- Я все обдумал. Думал всю ночь. А теперь как получится. - Мирон отвел руки Андрея. Ему уже хотелось говорить. Скованность, похожая на ту судорогу, что острой болью схватила его ночью на озере, постепенно проходила. - Дома? Знаю. Но осенью меня так и так призвали бы в армию. Отсрочка кончилась. Ходил я с утра в военкомат, просил, чтобы призвали сегодня, немедленно. Сказал военком: "Никак нельзя. Даже если посчитать добровольцем, все равно ведь не выйдет в тот округ, куда положено, тебя одного отправлять; а сколько ждать тебе формирования группы придется, не назову, может, как раз до общего призыва". А вышел я от него, смотрю, объявление на заборе: срочно требуется плотник в топографический отряд, вышки, как их, триангуляционные знаки, по тайге строить. Топографические карты всей Сибири заново снимаются. Вербовщик этот здесь проездом, родных навещал, а завтра рано утром на магистраль. Приняли меня. На всем готовом. Одежда, обувь. Ничего с собою из дому брать не надо. Только осталось в своей конторе расчет получить. Федор Ильич подписал, препятствий других не будет. До призыва с топографами поработаю, а осенью в армию.

- Да почему, почему же обязательно тебе надо уйти? Ничего я не понимаю, - тоскливо сказал Андрей. Опять в голову полезли разные нехорошие мысли. - Что ты вчера наделал?

- Ничего не наделал. - Мирон провел по лацканам своего пиджака. - Ты насчет того, что весь я измазанный?.. Просто не помню, где-то ходил, далеко, а ночь темная, кусты меня рвали, царапали, кажется, с косогора какого-то скатился. Мокрая глина, скользко. - Он повернул голову в сторону Андрея. - А папа с мамой очень встревожились? Ну конечно. Зря ты меня задержал. Мне надо было самое последнее подумать еще одному. Расчет бы в конторе уже получил. И дома всех успокоил. Пойду я. - Мирон приподнялся, сел. - Хотя пропади они, и деньги эти...

- Да все-таки, что случилось? От Ольги как же ты уезжаешь? Ты ведь хотел ее вчера в наш дом привести. Как невесту. Как жену. Ты с ней поссорился?

- Нет. - Мирон криво усмехнулся. - Ты меня не расспрашивай, трудно мне говорить. Но в городе нашем я не могу оставаться. Понимаешь, мне это все равно что голому по улице ходить. А Ольга... Ну, это меня не касается. Она, что хотела, сделала...

- Что она сделала? Почему ты о ней говоришь как о совсем чужой? Андрею хотелось защитить, оправдать Ольгу, даже не зная, что произошло между ней и Мироном. Ольга, умная, красивая, ласковая, вступит в их семью. И вдруг все рушилось. Рушилась вся их семья, если Мирон уйдет в топографический отряд, потом в армию без желания возвратиться в родной город.