Читаем Свинцовый монумент полностью

- Вот опять у тебя мысль: прежнего дружка своего оправдываю. Нет, Андрей, не оправдываю. Но в тюрьму на десять лет с горьким сердцем его посылаю. Потому что ни одна из тех баб, которые из него эти тысячи высасывали, совсем его не любя, ни одна из них на волосок даже не пострадала. Прошли по делу как свидетельницы. При закрытых дверях. По их просьбе. А законная жена оказалась чуть не главной обвинительницей. И опять все правильно. А теперь такую мысль я выскажу, которую тебе еще и не понять. Если у жены этой законной в невестах еще к человеку любви не было, зачем же она замуж за него выходила?

- Дядя Федор, а кто же это знает? Может, у нее тогда и была любовь?

- А ты мне скажи точно, какая она бывает, любовь? Ты ее пережил? Перечувствовал?

- Если так, дядя Федор, то и у Мурычева вашего неизвестно, была ли любовь, когда он женился. - Андрей не мог смириться с тем, что Федор Ильич почему-то держит все-таки сторону бухгалтера. - Вы можете это точно сказать?

- Не могу. Потому скажу о себе только. У меня в аккурат, как у Мурычева, так было с первой женой, Антониной. И когда женился я, себя не помнил от любви к ней. Только что же, она хозяйкой очень хорошей в доме была, а жены у меня не было. Это хуже, чем жить по-холостяцки. Но по бабам я не пошел. В этом разница с Мурычевым. Антонина поняла меня. Подобру расстались. Она и потом ни за кого другого не вышла. Встречаемся. Говорит, одной жить лучше. Честный образ жизни ведет. И девочку мне оставила. Со второй женой, с Юлией, воспитывали. Она с двумя своими детьми.

- А тут любовь у кого?

- Ну какая любовь? Второй любви уже быть не может. Так, уважение только. Поддержка взаимная. Хорошо жили. Вдвоем веселее. Особо когда дети в доме. Ребята славные. А Юлия умела теплом своим согреть. Еще и с ней мальчика мы прижили. Да вот... умерла Юлия. - Шаг у него сделался неровным, несколько раз он даже проволочил левую ногу. - С третьей мы и не регистрировались, хотя для порядка и надо бы. Мне просить Надежду об этом, вроде законом ее к себе привязать хочу. Ей вопрос так поставить, значит, она при мне удержаться очень уж хочет. А рассудить, у кого же из нас интерес к общей, совместной жизни больше, - получается, у меня. Потому что семья-то моя, хлопот с ней не оберешься, и чего бы я мог без женщины сделать по дому - ума не приложу. Сказать так: святой человек, подвижница она, что со мной живет. Да ведь притом не я ее искал, она сама пришла. Меня, ребят пожалела. Теперь-то, конечно, старшие кто куда разъехались. И малые школу заканчивают.

- Почему же она пришла, дядя Федор, если, говорите, и в этот раз любви не было? - Андрея захватил этот спокойный, но душевно напряженный рассказ. Он искал, ожидал самого важного для себя ответа, точного, определенного, но все, что говорил Федор Ильич, было не ответами, а скорее новыми и еще более трудными вопросами.

- Сердце у человека доброе. Видит, другой в беде оказался. Вот и пришла. С Юлией она раньше была хорошо знакома. Сказать так: подружки детства. Я, говорит, старая дева, никто меня никогда замуж не сватал, очень я некрасивая - это верно, Андрей, правду Надежда сказала, ребенком еще оспа страшно ее изуродовала, - так вы, говорит, не подумайте обо мне худо. Сколько надо помочь вам, поживу, а найдете какую другую - сразу уйду. Да вот и живем восьмой год. Как муж и жена. И без шутки сколько раз я говорил ей: "Какая ты у меня, Надежда, красавица!"

- Тогда, выходит, и без любви всю жизнь человек может прожить?

- Без любви? Не знаю. А вот без женщины всю жизнь мужику не прожить. Так по себе я сужу. Хотя, - он усмехнулся, - если по статистике, так женщин и мужчин на свете примерно поровну. Стало быть, от веку положено им соединяться парами. И от этого никуда не уйдешь. Но человеку еще и любовь дана. Как жизнь, как смерть - всего один раз. А остальное, как тебе сказать, все равно что мыть такой водой голову, в которой до тебя уже кто-то мылся. Завел ты этот разговор, вижу я, неспроста. Малость бы и рановато тебе, если, скажем, в мыслях жениться. Хотя, по закону, через два месяца можешь - будут твои лета совершенные. Но если покой потерял и сны тебе уже всякие снятся, спроси. Давай спрашивай. Понимаю, к отцу тебе трудней обращаться. Ну, какой в глазах у тебя вопрос?

- Понять... узнать-то ее можно... любовь? Любовь или нет? - Андрей едва выговорил эти слова. Вдруг охватил стыд, показалось, что Федор Ильич неправильно истолкует его вопрос. Станет высмеивать. Во всяком случае, не отнесется к нему серьезно.

- То есть приметы, признаки, что ли? Как у человека любовь начинается? - после некоторого раздумья ответил Федор Ильич. - Есть признаки. У тебя, например, любовь началась уже. Иначе ты и не спрашивал бы. А вообще, Андрей, нет никаких признаков. То есть очень они разные. Поймешь, когда она тебя захватит всего. Если любовь настоящая. Опять-таки только про себя говорю. О других ничего не знаю. Вот мы и дошли. Спасибо тебе, помог мне дотащить ношу тяжелую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное