- Да, собственно, и все. Рассказывать больше нечего. Прорвалась.
- Но как? - вступил Седельников. - Я же не зря припомнил д'Артаньяна. Когда она расстреляла все патроны, стала действовать кинжалом. Очень хотелось немцам захватить ее живой. А она ушла. В последней схватке от четверых отбилась. Зина, подробности?
- Не помню. Не помню. Не было никаких подробностей, - быстро проговорила она. - А если уж д'Артаньян, так сам он подробностей тоже никогда не рассказывал.
- О нем Дюма рассказывал! - опять выкрикнул Виктор. - Во всех подробностях.
- Ну пусть Дюма и тут рассказывает. А мне нечего. Дайте мне... вон там лежит печеная картошка, кажется?
И после этого пошел обычный застольный разговор. Надежда еще почитала стихи и свои, и Некрасова, и Есенина. Светлана спела "Шотландскую застольную" и все же рассказала свой действительно стерильный анекдот. Но вовсе не смешной. Хохотала она только одна. Андрей отмалчивался. Ирина озабоченно поглядывала на него.
- Ты очень измучен? - прошептала она. - И недоволен?
- Да, я измучен, - признался Андрей откровенно. - И недоволен.
Стали прощаться. Виктор вызвался проводить Надежду. Седельников объявил, что проводит Зинаиду. Она отказалась.
- Всегда хожу без провожатых.
Светлана мягко прошептала:
- А нам ведь с вами по пути, Андрей Арсентьевич?
Ирина ей погрозила пальцем:
- С тобой пойдет Алеша, поскольку он оказался свободным. А я с Андреем. До угла. Мне надо ему сказать наедине несколько слов.
- Наедине? - грозно вопросил Седельников. И, как бычок, шутливо боднул ее головой: - Смотри, Ириша!
14
Они стояли на углу, как раз там, где начинался недавно разбитый по генеральному плану застройки города сквер, уже взявшийся крупной молодой листвой. Пахло землей, примоченной только что пролетевшим коротким дождичком. А небо вновь было чистое, и ночные звезды светились ярко, словно вымытые.
- Выходит, я поступила глупо? Тебе никто не понравился, - сказала Ирина.
- Мне все понравились, - возразил Андрей. - Особенно Светлана Кирилловна.
- Иронизируешь?
- Нет. Она вся на виду. А я не любитель разгадывать загадки.
Ирина усмехнулась. Откинула носком туфли маленький угловатый камешек.
- Ну насчет Светланы ты это, пожалуй, точно. А чем же Надя и Зинаида для тебя загадочны?
- Для меня загадка - ты. Зачем ты меня обманула, устроила этот спектакль? Хотя, кажется, и это не загадка.
- Андрей! Но ведь надо же с чего-то начинать! Да, да, я обманула. Иначе бы ты не пришел. Но нельзя же тебе, теперь известному художнику, на всю жизнь оставаться... каким-то дикарем. Или оригиналом. Чудаком. Дураком, наконец. Жизнь есть жизнь. С такими же обязательными законами, как и в искусстве. Я знаю, негласно принято считать, что настоящий художник, великий талант, гений обязательно должен быть с "сумасшедшинкой", со странной и трагической судьбой. Не знаю, гений ты или нет, но для меня ты Художник. И я не хочу, чтобы ты оказался с "сумасшедшинкой", а тем более со странной, трагической судьбой.
- Спасибо, Ирина! Я тебе очень многим обязан. Если не всем. Но того, что ты сделала для меня, уже вполне достаточно. Лишнее, по законам искусства, самый страшный враг.
- Не меньший враг незаконченность. Андрей, пойми, художнику необходима женщина. Так, как необходима ему душа. Чувство прекрасного. Чувство полета в неведомое. Островок счастья, отрады, когда кругом бушуют бури. Андрей, поверь, только женщины создают судьбу мужчине. Тем более художнику. Тем более хорошему художнику.
- Не беспокойся, Ирина, моя судьба в моих руках. А женщины уже пытались мне ее создать. И кое-что в ней действительно создали.
- Имеешь в виду меня?
- Нет, не тебя. Хотя и тебя, конечно. Но говорил я о других. Не надо больше этого касаться.
Ирина долго молча разглядывала звезды. По ту сторону сквера прошелестела по гравию покрышками запоздалая автомашина. Исчезая за поворотом, коротко просигналила.
- Нам надо все же друг друга понять, - наконец сказала Ирина. - Ты можешь, Андрей, мною пренебречь, моими стараниями. А я тебя оставить не могу. Потому что знаю: без меня тебе станет хуже. Без меня или без другой женщины. Вот Зинаида...
- Сватовство?
- Не глумись! - оборвала Ирина. - Вот Зинаида. Ее военный подвиг оценен самой высокой наградой. Она не любит об этом говорить. Но еще более не любит, когда ее спрашивают: не страшно ли ей было. Зинаида - человек долга. Он для нее превыше всего. И, значит, слову своему она никогда не изменит.
- Я так и понял ее, - сказал Андрей. - И очень ценю в человеке такие качества. Очень хочу, чтобы жизнь ее сложилась счастливо и чтобы она создала кому-то хорошую судьбу.
- Но не тебе?
- Не мне. Я уже повторял тебе это.
- Зина - воспитательница в детском садике. Малыши ее любят без памяти, мои девочки, школьницы, тоже. А дети удивительно прозорливый народ.
- Если бы я был малышом, и я полюбил бы Зинаиду Варфоломеевну без памяти. Это серьезно.