Свинцовый монумент

Серафима Степановна со значением подмигивала Даше: "Вот это мужчина! С ним в жизни не пропадешь".

И между тем прикидывала: какими кулинарными возможностями она располагает? Ну, хариусы, конечно, уха. А вот из ленка можно бы десятки восхитительных блюд приготовить, включая сдобный, протомленный в оливковом или кукурузном масле пирог. Но для этого, помимо различных специй, надо иметь еще и духовку. А костер? Идея!.. Решили обернуть ленка крупными листьями зонтичника-борщевника и запечь в золе.

Ужин прошел на подъеме. Николай Евгеньевич даже сказал: "Друзья дорогие, а следует ли нам вообще к этому самому Зептукею перебираться? Почему бы не остаться еще на недельку на Огде? Прекрасная речка, прекрасные окрестности. Зачем нам счет километрам набирать?" - "Согласна с тобой, Николаша, - сказала Серафима Степановна, - но все-таки по тайге километры это тоже нелишнее. Вот она какая, тайга эта, разная. Будет что рассказать. Андрей Арсентьевич утверждает, что Зептукей тоже имеет свои прелести". "Утверждаю... Боже мой, там утиное царство, а малина какая!" - "При всем при том завтра за нами сюда прилетит вертолет, - сказал директивно Герман Петрович. - Он перебросит нас к Зептукею. Мы поживем там тоже сколько нам вздумается, потом небольшой перевал и спуск к Ерманчету. А по Ерманчету плыть на плоту - и с остановками - одно удовольствие. И вклад в науку, добавил он. - Впрочем, что скажет наш "эксперт"?" - "Согласен и я". Андрею Арсентьевичу не хотелось спорить.

Ему теперь было все равно куда, только бы Даша находилась поблизости, только бы можно было видеть ее лицо, слышать ее голос, ощущать на своей щеке ее теплое дыхание.

"А почему молчит "энциклопедия"?" - спросил Герман Петрович. "Мне хорошо. Мне очень хорошо, - сказала Даша. - А все счастливые молчат". - "И на какую же букву в энциклопедии отмечено счастье?" - полюбопытствовала Серафима Степановна, вообще-то занятая какими-то другими мыслями. "От А до Я. И наоборот", - многозначительно ответила Даша.

Но ее никто не понял, кроме него...

...Они и не стремились снова и побыстрее где-то встретиться наедине. Достаточно было коротких взглядов издали, достаточно было нескольких слов, сказанных открыто, при всех, но имеющих для обоих совершенно особое значение. Тот солнечный день продолжался, и тот теплый ветер все обвевал их лица. И, лежа ночью в сонном забытьи на подстилке из пихтовых лапок, он ощущал себя блаженствующим в примятом белоголовнике. И Даша была рядом с ним. Он гладил ее волосы, трогал маленький шрамик на левой брови.

Откуда у нее этот шрамик? Он знал, что теперь Дашин портрет, живой, как никакой другой, им будет написан. Эта радостно-удивленная улыбка Даши и этот маленький шрамик на левой брови, на милом, милом лице. И знал еще твердо, что никогда и никакого сватовства Широколапа к Даше не было. И не будет. Даша - жена Широколапа! Эту нелепую мысль ему подсказывала ревность. Давняя, с тех самых пор, когда он впервые увидел Дашу. И кажущееся покорное подчинение Даши Герману Петровичу - это тоже плод раненного ревностью воображения. Как он не мог понять этого раньше! Даша приходила в замешательство не от навязчивости Широколапа, а от смятенного чувства ожидания, когда же он, Андрей Путинцев, ей скажет: "Люблю".

...Утром начались сборы. Вертолет прибыл со значительным опозданием, и Герман Петрович сделал выговор пилоту. Дескать, до наступления темноты теперь они на Зептукее не успеют разбить палатки. Пилот сердито огрызнулся:

"Скажите спасибо, что хоть так прилетел. В сорок шестом квадрате тайга горит, вся наша авиация там работает. Я вас закину и сам сразу туда".

"А для нас на Зептукее этот пожар не опасен?" - спросила Серафима Степановна.

Пилот смерил ее презрительным взглядом.

"Свой огонь в тайгу не запустите, - сказал он. - А от этого пожара не сгорите. Погасим".

Но когда вертолет взмыл вверх, все увидели к востоку от Огды, километрах в сорока, громадные рыжие клубы дыма. Пилот жестами показал, как некий бездельник чиркал там спички, закуривая, и швырял их куда попало. Погрозил Герману Петровичу пальцем: "Смотри, ты в этой группе начальник".

"Андрей Арсентьевич, ну что за красота? В жизни я не видела ничего прекраснее, - проговорила Даша, приблизив свои губы прямо к его уху. Почему я такая счастливая?"

Даша оказалась с ним рядом.

Он благодарно стиснул ей руку, снова удивляясь, какая она маленькая, эта рука, эти мягкие, тонкие пальцы.

А под вертолетом проплывала зеленая-зеленая тайга, вся в морщинах извилистых падей и распадков, в нагромождении скальных перевалов и мерцающих под солнцем ручьев. Только поодаль сурово синел почти прямой широкой линией Ерманчет. И за ним, совсем далеко, еще один очаг лесного пожара.

"И вот жгут такую красоту, Дашенька, - с болью ответил он ей. - Почему люди этого не понимают? Ведь это все равно что убить человека".

Даша понимающе кивнула. Спросила:

"А что это за речка? Какая красивая долина!"