Лукас обернулся и не поверил своим глазам. Среди пришедших оказался тот самый солдатик, которого он когда-то спас.
Разговор сразу же перешел в другое русло. Паренек, захлебываясь от возбуждения, рассказывал, как Лукас героически сражался против разбойников. Многие подробности оказались явно преувеличены, но суть от этого не менялась. Лукас был свой и, рискуя жизнью, спас солдата, а может быть, и не только его одного. Товарищи паренька тут же уверенно подтвердили слова сослуживца. Художник их, правда, не узнал. Но разве это имело значение? Возможно, парни в самом деле его видели и хорошо запомнили. А может быть, просто привычно поддержали приятеля. Какая разница? Главное, что от подозрений против Лукаса в мгновение ока не осталось и следа. Даже недоверчивые пинедские стражники сразу поменяли тон. Нехотя признали, что если и видели художника возле обоза, то уж никак не сражающимся на стороне разбойников.
— А что же он отпирался, да уверял, будто я обознался? — напоследок попробовал возразить черноволосый стражник.
— Так я ж говорю, опасается господин мести уцелевших бандитов, поэтому и скрывает, что вместе с нами сражался, — выкрикнул спасенный Лукасом солдатик. Парнишка раздувался от доброжелательности.
Черноволосый больше уже не пытался спорить, и остальные стражники, потупившись, молчали. Только Бэр широко улыбался и горячо благодарил солдат. Мол, спасибо, ребята, помогли разобраться. А то чуть было не возвели напраслину на неповинного человека. Но, слава Гилфингу, все разъяснилось наилучшим образом. Так что идите, голубчики, отдыхайте, нет больше к вам никаких вопросов.
Гвардейцы удалились, а вот Бэр почему-то не торопился уходить. Ну и пинедские стражники тоже топтались на месте, выжидали, что скажет начальник. А тот поначалу молчал, о чем-то глубоко задумавшись. И только когда столичные солдаты окончательно скрылись из виду, снова заговорил.
— Что же вы так, не разобравшись, обвиняете почтенного мастера? — укоризненно покачал головой сержант.
— Да как это… — изумился черноволосый, — вы ведь сами велели присмотреться, не тот ли это тип, что вертелся возле обоза… — начал оправдываться стражник, но тут же смолк под испепеляющим взглядом Бэра.
Или художнику только показалось, что начальник стражи глядит на подчиненного весьма многозначительно? Вот ведь сержант снова приветливо смотрит в сторону Лукаса, улыбается, словно лучшему другу.
— Вы уж простите, голубчик, моих ребят, — ласково сказал Бэр художнику. — Грубоватые парни, простые, да на расправу скорые. Но это, поверьте, не со зла. Что делать, работа такая. Приходится быть начеку. Пособники Марольда не дремлют, к тому же украденную казну так до сих пор и не нашли… С нас спрашивают, мы спрашиваем…
При этих словах Бэр нахмурился, но тут же снова широко улыбнулся.
— Да что же я снова-то о делах? Ведь, честно говоря, давно мечтал полюбоваться на ваши картины. Ну и парням моим тоже полезно бы поглядеть, возвыситься, так сказать, духовно. Если позволите, конечно, — очень любезно проговорил сержант и тут же, не дожидаясь ответа, уверенно вошел в дом.
Стражники молча последовали за своим начальником. Еще не совсем пришедший в себя художник провел непрошеных гостей в мастерскую.
Возле каждого полотна Бэр подолгу стоял, довольно потирая руки, и всячески расхваливал картину, не скупясь на громкие эпитеты и напыщенные комплименты. Свита сержанта смущенно топталась у самой двери. Лица стражников были растерянные и недоуменные. Солдаты явно не понимали, что хочет их начальник, и предпочитали помалкивать. А Бэр тем временем бодро расхаживал по тесной, заставленной мольбертами мастерской, и просто заливался соловьем. Уж таких, мол, картин он в жизни своей не видывал. Сразу заметно, что настоящий мастер их писал. Талантище, прямо скажем, необыкновенный! Даже не чаял, что в наш неприметный городок судьба такого гения занесет…
Восторженно размахивая руками, сержант задел висящую у окошка полку, и с нее свалилась большая картонная коробка. Неплотная крышка тотчас отлетела в сторону, и на пол веером упали исписанные листы.
— Чего стоишь, а ну-ка, подними, — сердито прикрикнул Бэр на черноволосого стражника.
Тот поспешно собрал листы и подал начальнику. Однако сержант совсем не торопился их забрать. Он как-то странно покосился на почтительно склонившегося солдата, затем снова перевел взгляд на художника.
— Так вы, стало быть, пишете, уважаемый! Не знал, не знал… — многозначительно проговорил Бэр.
— Я ничего не понимаю, только вчера эта коробка была пустой, — потрясенно воскликнул Лукас.
— Ну-ну, не скромничайте, — снисходительно улыбнулся сержант. — Впрочем, ежели не желаете об этом говорить, то, конечно, не смею настаивать. Ну, чего смотришь, небось и прочесть-то ничего не можешь? — раздраженно крикнул стражнику Бэр. — И когда вы только грамоте обучитесь!
Солдат обиженно насупился. Потом поднес к самому лицу верхний лист и во все глаза уставился на него.