Свирепая справедливость

Питер отыскал медицинскую сумку в ящике над туалетом; она возражала, когда он дал ей две болеутолюящих таблетки и четыре таблетки бруфена, чтобы уменьшить воспаление и кровоподтеки на горле и теле.

- Прими, - приказал он и, когда она послушалась, дал ей стакан.

Потом осторожно снял полотенце с ее горла и кончиками пальцев покрыл синяк кремом.

- Мне уже лучше, - прошептала она, но теперь почти совершенно лишилась голоса.

- Посмотрим на твой живот. - Он осторожно уложил ее на спину и расстегнул молнию костюма. Синяк в том месте, где он ударил ее ногами, начинался сразу под маленькими грудями и доходил почти до пупа на плоской жесткой поверхности ее живота; он и его натер кремом, чуть помассировал, и она вздохнула и что-то прошептала, успокаиваясь. Когда он кончил, она смогла с трудом, болезненно согнувшись, передвигаться. Закрылась на пятнадцать минут, пока Питер занимался собственными ранами, а когда вышла, оказалось, что она вымыла лицо и причесалась.

Он налил в два старинных бокала бурбон "Джек Дэниэль" и протянул один ей. Она опустилась на диван рядом с ним.

- Выпей. Будет легче горлу, - приказал он, и она выпила и ахнула, когда горло обожгло алкоголем, и отставила бокал.

- А ты, Питер? - хрипло, с неожиданным беспокойством спросила она. Как ты?

- Одно беспокоит, - ответил он. - Как ты могла так рассердиться на меня? - Он улыбнулся, и она тоже засмеялась, но подавилась от боли и кончила тем, что прижалась к нему.

- Мы можем поговорить? - мягко спросил он. - Нужно кое-что выяснить.

- Да, я знаю, но еще нет, Питер. Подержи меня еще немного. - И он удивился тому ощущению спокойствия, которое охватило его. Теплое женское тело, прижимаясь к нему, смягчало боль тела и ума, он гладил ее волосы, она прижималась носом к его горлу.

- Ты сказал, что любишь меня, - прошептала она наконец. Произнесла вопросительно, искала уверенности.

- Да, люблю. Я думаю, что всегда знал это, но когда узнал, что ты Калиф, должен был глубоко похоронить это чувство. Только в самом конце я признался самому себе.

- Я рада, - просто ответила она. - Потому что, видишь ли, я тоже люблю тебя. Мне казалось, я никогда не смогу полюбить. Я отчаялась, Питер. До встречи с тобой. И тут мне сказали, что ты меня убьешь. Что ты Калиф. Я думала, что умру - найти тебя и тут же потерять. Это так жестоко, Питер. Мне нужно было дать тебе шанс доказать, что это неправда!

- Не разговаривай, - приказал он. - Просто лежи и слушай. Мой голос в порядке, поэтому я буду рассказывать первым. Как это было со мной, как я узнал, что ты Калиф.

И он начал рассказывать, прижимая ее к себе, говорил негромко, спокойно. В каюте слышались еще только мягкие всплески волн о корпус и приглушенный гул кондиционера.

- Ты знаешь все до того дня, как была захвачена Мелисса-Джейн, абсолютно все. Я все рассказывал, ничего не скрывая, не утаивая... - Он вздрогнул и потом стал подробно рассказывать о спасении Мелиссы-Джейн.

- Должно быть, что-то за эти дни нарушилось у меня в сознании. Я готов был поверить всему, испытать все, чтобы вернуть ее. По ночам я просыпался, шел в ванную, и меня тошнило при мысли о ее руке в стеклянной бутылке.

Он рассказал, как собирался убить Кингстона Паркера, чтобы выполнить требование Калифа, как он точно планировал это сделать, передавал подробности: когда, где, и она дрожала, прижимаясь к нему.

- Способность разлагать даже лучших, - прошептала она.

- Не разговаривай, - попросил он и стал рассказывать о телефонном звонке, который привел к Старому Поместью в Ларагхе.

- Увидев свою дочь в таком состоянии, я утратил последние остатки рассудка. Когда я увидел ее, ощутил жар ее тела, услышал, как она кричит от ужаса, я мог бы убить... - Он оборвал фразу, и они молчали, пока она чуть слышно не ахнула, и он понял, что сжал ее руку пальцами.

- Прости. - Он разжал пальцы, поднял ее руку и поднес к щеке. - Тогда мне рассказали о тебе.

- Кто? - шепотом спросила она.

- "Атлас".

- Паркер?

- Да, и Колин Нобл.

- Что они тебе рассказали?

- Рассказали, как отец ребенком привез тебя в Париж. Рассказали, что уже тогда ты была умной, красивой и какой-то особой... - Он продолжал рассказ. - Когда был убит твой отец... - Она беспокойно пошевелилась у него на груди, когда он сказал это. - Ты стала жить с приемными родителями, все они были членами партии, и ты так много обещала, что за тобой специально приехали из Польши. Кто-то выдал себя за твоего дядю...

- Я поверила, что это мой дядя... - Она кивнула. - Десять лет я в это верила. Он писал мне. - Она с усилием остановилась, помолчала немного и сказала: - Только он оставался у меня после папы.

- Тебя выбрали для отправки в Одессу, - продолжал он и почувствовал, как она напряглась у него в руках, и потому повторил более резко: - Тебя отправили в специальную школу в Одессе.

- Ты знаешь об Одессе? - прошептала она. - Думаешь, что знаешь. Кто там не бывал, не может знать...