Свирепая справедливость

Человек миновал паб [Пивная], окрашенный в поразительный оранжево-розовый цвет, и поднял голову, чтобы прочесть надпись на доске объявлений над пустой автостоянкой. "Черное прекрасно - пейте гиннес" [Крепкое темное пиво] было на нем написано, и человек не улыбнулся, только наклонил голову и побрел через мост, деливший деревню на две части.

На перилах моста полуночный художник с помощью аэрозольной люминисцентной краски изобразил политические лозунги.

ДОЛОЙ АНГЛИЧАН! было написано слева, а справа: ПРЕКРАТИТЬ ПЫТКИ В БЛОКЕ ЭЙЧ! На этот раз человек кисло усмехнулся.

Под ним у опор моста кипела стальная серая вода, устремляясь к морю.

На человеке пластиковая накидка мотоциклиста и надвинутая на брови твидовая шляпа с узкими полями. Ветер бил его, трепал полы накидки у высоких сапог.

Человек согнулся на ветру, сжался от его холодной ярости и подбрел мимо последних домов деревни. Улица пуста, хотя он знает, что из завешенных окон за ним наблюдают.

Деревня расположена на нижних склонах холмов Виклоу, всего в тридцати километрах от Дублина. Не его это выбор. Здесь изоляция работает против них, делает их подозрительными. Он предпочел бы анонимность большого города. Однако его не спросили.

Он всего в третий раз выходил из дома после их прибытия. Каждый раз за чем-нибудь срочным, чем-то таким, что можно было предвидеть заранее, что должно было уже ждать их в старом доме. Вот что значит полагаться на пьяницу, но и в этом вопросе с ним не советовались.

Он был раздражен, в дурном настроении. Большую часть времени идет дождь, а центральное отопление на нефти не работает, греться можно только у маленького камина, а он не нагревает две большие комнаты, в которых они живут. Высокие потолки и отсутствие мебели делают еще более трудным обогрев комнат, и с самого приезда он все время мерзнет. Живут они в двух комнатах, остальная часть дома закрыта, окна забраны ставнями. И день за дождливым днем у него только общество хнычущего алкоголика. Человек созрел и перезрел для неприятностей, для любого нарушения томительной монотонности. Теперь его превратили в мальчика на побегушках и домашнего слугу. Ни темперамент, ни подготовка не позволяли ему играть эту роль, и он мрачно хмурился, тащась по мосту к деревенскому магазину с рядом бензиновых колонок, стоящих возле него как часовые.

Хозяин увидел его издали и крикнул в заднюю часть магазина:

- Идет сам из Старого Поместья.

Показалась его жена, вытирая руки о передник, низкорослая полная женщина с яркими глазами и бойким языком.

- У горожан никакого ума нет. В такую погоду!

- Он, наверно, опять за бобами и виски "Джеймисон".

Разговоры о новом жильце Старого Поместья скоро стали главным развлечением в деревне, и регулярно выдавали бюллетени: девушка из местной телефонной станции - два телефонных звонка за море; почтальон - никакой почты; мусорщик - в мусорных баках главным образом жестянки от бобов и пустые бутылки виски "Джеймисон".

- Мне кажется, он из этих, с севера, - сказала жена хозяина. - Похож на ольстерца.

- Тише, женщина, - предупредил ее муж. - Ты принесешь нам неудачу. Уходи назад на кухню.

Человек вошел, снял твидовую шляпу и отряхнул ее о косяк. У него прямые черные волосы, низко подрезанные над смуглым ирландским лицом и яростными глазами, похожими на глаза ястреба, которому впервые надели на голову кожаный капюшон.

- Доброго утра вам, мистер Барри, - сердечно приветствовал его хозяин. - Вот увидите, дождь прекратится, когда прояснеет.

Человек, которого они знали под именем Барри, хмыкнул, снял водонепроницаемую накидку с плеч и быстрым внимательным взглядом обвел внутренности магазина.

На нем был грубый твидовый пиджак поверх свитера и вельветовых брюк, заправленных в голенища высоких сапог.

- Еще не кончили писать книгу? - Барри сказал молочнику, что пишет книгу об Ирландии. Холмы Виклоу всегда были крепостью литераторов, здесь в радиусе двадцати миль жили два десятка известных или эксцентричных писателя, пользуясь либеральным ирландским налогообложением писателей и художников.

- Еще нет, - ответил Барри и пошел к ближайшим полкам. Выбрал с полдюжины предметов и выложил их на потертый прилавок.

- Когда напишете и напечатаете, я попрошу библиотеку прислать мне экземпляр, - пообещал хозяин, как будто именно это и хочет услышать писатель, и начал считать на своей кассе.

Верхняя губа Барри была неестественно гладкой и более бледной, чем остальное лицо. Накануне прибытия в деревню он сбрил свои висячие усы и в то же время подрезал волосы, свисавшие почти на глаза.

Хозяин подобрал одну из покупок и вопросительно взглянул на Барри, но смуглое лицо ирландца оставалось невыразительным, никакого объяснения он не дал, и хозяин смущенно опустил голову. Вместе с другими покупками он положил и этот предмет в бумажный пакет.

- Три фунта двадцать пенсов, - сказал он и со звоном закрыл кассу, поджидая, пока Барри набросит на плечи накидку и наденет твидовую шляпу.

- Да будет с вами Бог, мистер Барри.

Ответа не было, и хозяин смотрел вслед покупателю, пока тот не добрался до моста, и только потом позвал жену.