Свирепые калеки

Глаза его расширились до предела, а прыщи, казалось, вот-вот полопаются. Юнец явно собирался не то заорать, не то убежать, либо и то, и другое сразу – однако не сделал ни того, ни другого по одной простой причине: Свиттерс настолько мощно пригвоздил его к месту свирепым, гипнотизирующим взглядом, что тот был, можно сказать, парализован.

– Ян-н-не… – слабо залепетал он. – Я всего лишь кассир. Я ничего не знаю… насчет готовки.

– То есть вы не предадите полковника ни во имя денег, ни во имя любви? Ни даже для того, чтобы спасти жизнь своей девушки? – Свиттерс резко умерил интенсивность взгляда – и озарил юнца улыбкой, что радугой расцветила бы карусель. – Поздравляю! Ты на коне, парень! Ты прошел испытание. – Он протянул руку, но у потрясенного кассира не нашлось сил даже пожать ее. – Я – агент… э-э… По, Одубон По из Центрального разведывательного управления. Как тебе наверняка известно, главная задача ЦРУ сегодня – защищать корпоративные интересы Америки, как, например, полковничьи одиннадцать загадочных трав и специй, от вероломных иностранных конкурентов. Ты играешь важную роль в этой борьбе, друг. Отлично сработано, просто отлично! Твое правительство гордится тобою – я уверен, что и полковник тоже гордился бы, если бы наш обожаемый старый сукин сын не отбросил бы копыта – увы, он мертв, мертв, как подливка, что вы, жулики-гастрономы, льете на его доверчивые галеты.

Свиттерс швырнул юнцу двадцатку.

– Возьми отгул на эту ночь, – посоветовал он. – Уломай какого-нибудь туповатого взрослого купить тебе блок из шести бутылок. Местного производства, разумеется. Сакраменто воистину образцово-показательный американский город, а ты – самый настоящий американский герой! – Свиттерс завел мотор. – Твою девушку я высажу на следующей же остановке! – крикнул он через плечо и с визгом вырулил с парковки, оставляя за собою след из жженой резины – этого количества хватило бы вычернить физиономии всего актерского состава в «Эмосе и Энди»[119] едва ли не на весь сезон.

С куриной ножкой по-кейджански[120] в видавших виды, но не утративших жемчужного блеска зубах он покатил назад, на запад, с ревом устремившись в пылающий, оранжадный закат, – ни дать ни взять месть природы Людовику XIV.

Около десяти – Свиттерс восседал на кровати с пологом на четырех столбиках, обложившись подушками, и читал «Поминки по Финнегану» – в дверь тихонько постучали, и в комнату на цыпочках прокралась Сюзи.

– Ты пропустил ужин, – упрекнула она.

– Я поужинал в кафешке. Как там оно?

– Папан бухтит. Хочет знать, с какой стати ты, ну, набросился на его телевизор.

– Понимаю. Хороший вопрос. Я и сам дивлюсь. Наверное, можно сформулировать так: эти несколько дней, что я безвылазно торчу в пригороде, пробудили во мне беса.

– То есть тебя дьявол заставил? – уточнила Сюзи, не то хмурясь, не то усмехаясь.

– Ну нет, родная, ничего подобного. Дьявол не заставляет нас делать что бы то ни было. Так, к примеру, дьявол не превратит нас в подлецов. Скорее, когда мы ведем себя как подлецы, мы создаем дьявола. В буквальном смысле. Наши собственные дела его порождают. И наоборот, когда мы проявляем сострадание, великодушие, милосердие, мы привносим в мир Бога. Но это все к делу не относится. Думаю, если ты скажешь папе, что я набросился на его телевизор из любви к жизни, это будет чистая правда.

– Любовь к жизни, – прошептала Сюзи еле слышно, пробуя фразу на вкус и прокручивая ее в голове, словно сама идея показалась ей настолько незнакомой и новой, что на усвоение ее требовалось некоторое время.

– А что изволила сказать моя матушка? – полюбопытствовал Свиттерс.

– О, она говорит: «Симпомпончик, – иногда она зовет тебя Симпомпончиком, – Симпомпончик – человек-загадка, весь в отца». – Нижняя губа Свиттерса изогнулась в странной, иронической улыбке: вот так бармен выгибает дольку лимона. – Слушай, а чем твой отец по жизни занимался?

– О, он был человек-загадка.

– Человек-загадка, – шепотом повторила девочка, словно вновь осмысливала про себя некое экзотическое, эзотерическое, но такое пикантное понятие, – и на сей раз она загляделась, как ночник высвечивает на его лице сеточку крохотных шрамов – точно созвездие, обозначенное на потолке планетария.

Спустя мгновение-другое Сюзи вежливо осведомилась:

– А что ты завтра делаешь?

– Ну, во-первых, я вот думал, просею фатимские фрагменты и набросаю для тебя план.

– Ох, Господи, Свиттерс, какой же ты классный! Я та-ак на это надеялась! Ну, то есть завтра меня не будет. Папа опять везет твою маму за покупками в Сан-Франциско, и они, я так понимаю, не хотят, чтобы я оставалась наедине с тобой в пустом доме. Так что после школы я пойду к подруге, а потом Брайан ведет меня на свой футбольный матч.

– О, так наш Брайан – спортсмен?

– Нет, он сам не играет. Он капитан болельщиков.

Свиттерс расцвел.

– Ах, капитан болельщиков? Он, часом, ночами в «KFC» не подрабатывает?

Она замотала лютиковой челкой в знак отрицания.