Свирепые калеки

– А я рассказывал, что Мэйфлауэр прислал ко мне разбираться парочку угрюмых громил-консервоукупорщиков? В аккурат после Рождества. Застали меня врасплох – приперлись в шесть утра. Чертовски непорядочно с их стороны, ибо был я немощен и слаб после трудов и тягот предыдущего вечера. Однако ж здорово им пришлось попотеть, прежде чем я позволил им забрать часть их игрушек. Я умудрился сохранить свой лэптоп, «беретту» и своего верного крокодильчика, хотя пистолет – это вопрос спорный: есть у меня основания полагать, что ко мне «хвост» приставили.

– Многообещающая развлекаловка.

– Возможно. Но это как раз к делу не относится. К чему я минуту назад вел, так лишь к тому, что настоящее шоу разворачивается позади шатра, и ни торговцы вразнос, ни инспекторы манежа насчет него – вообще ни сном ни духом. Позабудь про экзерсисы с графикой. На самом деле в киберкультуре происходит вот что: язык не сжимается, язык расширяется. Расширяется! Распространяется за пределы тела. За пределы языка в прямом смысле, за пределы гортани, за пределы затылочной доли и гиппокампа, за пределы пера и страницы и даже за пределы экрана и принтера. Вовне, во вселенную. Спаиваясь с физической реальностью, насыщая ее и даже узурпируя. Я сейчас все объясню.

– Блин! Свит? Эй! Как-нибудь в другой раз, ладно? Эта твоя «мозговая атака» мне обходится в праздничные тарифы MCI,[144] a тебе пожирает последние жалкие остатки мозгов – не удивлюсь, если так. Ну, то есть если ты не планируешь писать свой гребаный диссер, так в чем дело-то?… Главное – то, что ты по-прежнему втиснут в этот свой «феррари» для слабоногих, сынок, – уже седьмая неделя пошла или даже восьмая. Господи ты Боже мой! Надо тебе разобраться с этой проблемкой, раз и навсегда с ней покончить любой ценой. Если для этого нужно тащиться обратно на Амазонку – да будет так. Ты ли туда попрешься, я ли, или мы оба. Так что уж будь так добр, нацелься на эту мишень, а? Пали по цели под названием: «выздороветь-освободиться»! Боже праведный!

Ответ на это последовал не скоро; в наступившей тишине друзья слышали, как пощелкивает MCI-шный счетчик, отсчитывая праздничный тариф. Наконец Свиттерс промолвил:

– Помнишь историю, что нам рассказал монах?

– Который? Тот, что прятал нас от пограничного патруля в Бирме?

– Нет. Тот, с которым мы пили чай в Сайгоне. Тот, что…

– По-прежнему отказываешься называть этот город Хошимином?

– Причем наотрез. Хотя я, безусловно, питаю глубочайшее уважение к отважному, благородному дядюшке Хо…

– Которого предал, оклеветал, загнал в угол…

– Лицемерный христианский громила с глыбой льда вместо сердца и мозгами ящерицы…

– Джон Фостер Даллес! – прорычали друзья, единодушные в своем презрении. А затем, также в унисон, плюнули в трубки своих телефонов.

– Я все слышу! – возопила Маэстра. (А Свиттерс-то был свято уверен, что она вовсю треплется в хакерском чате – где проистекает что-то вроде сетевой кибертайной рождественской вечеринки.) – Мерзкий оболтус! А ну вытри. Немедленно!

Оба повиновались – каждый на своем конце провода, – и, сдавленно хихикая, стерли плевки: один – рукавом, другой – банданкой, после чего Свиттерс вновь вернулся к теме сайгонского монаха.

– Ну, вспомнил? Он нам рассказывал про великого духовного наставника, которого спросили, что это такое – жить в непреходящем состоянии просветления? А наставник ответил: «Да все равно что обычная, повседневная жизнь. Вот только паришь в двух дюймах от земли».

– Ага, – отозвался Бобби. – Помню.

– Ну так вот, мне тут неделю назад пришло в голову, что со мной ровно это и происходит. Пока я в инвалидном кресле, мои ноги – точнехонько в двух дюймах от земли.

– Да ладно тебе гнать-то. Это вообще не одно и то же.

– Нет; но может оказаться. Что, если старина Пирамидальная Башка именно это и имел в виду? Ну, фигурально выражаясь. Предположительно об инвалидных креслах он понятия не имеет, и все же, может статься… В любом случае меня принуждают обозреть мир с нового ракурса. Ты просто удивишься, как меняют взгляд на вещи какие-то жалкие два дюйма; и мне пока еще ужасно не хочется отказываться от такой выигрышной позиции – уж больно хороший обзор отсюда открывается. Наверняка есть еще иные горизонты, иные кадры: их филопирожные[145] бытия мне еще предстоит исследовать с высоты этого священного пика. Так что терпение, приятель. Дай мне доиграть до конца. Дай мне понять, кем же это я стал: синтетическим инвалидом или синтетическим бодхисатвой. – Свиттерс помолчал. – С Рождеством тебя, Бобби.

С аляскинского конца провода долетел глубокий вздох.

– С Рождеством тебя, Свит. Желаю тебе полные сани хмельных от эггнога[146] девственниц в нижнем белье из омелы.

И выигрышную свою позицию Свиттерс за собою сохранил. Собственно, сохранял ее на протяжении всей долгой и сырой зимы: его «космический корабль в режиме висения» – как сам он выражался – вращался по земной орбите на высоте двух дюймов.