Свистопляска

А он и в самом деле оказался крив на один глаз. Разговаривая со мной, смотрел на меня одним глазом, в то время как второй устремлялся в неведомую даль за моей спиной. Не всегда, впрочем, но довольно часто. Это было непривычно и раздражало, во всяком случае я наконец не выдержала и обернулась, чтобы посмотреть, на кого же это он уставился. И благодаря этому увидела Выдру-Выдру я очень не любила. Думаю, из зависти, ибо эта особа отличалась потрясающей худобой, нечто для меня совершенно недостижимое, сущий скелет! Благодаря этому она могла не только есть, но прямо-таки пожирать все, что ей заблагорассудится, с ума сойти! И вдобавок у неё никогда не было аппетита. Ну как такому не завидовать мне, которой с молодых лет приходилось заботиться о фигуре и отказывать себе в пище, иначе меня бы безобразно разнесло. Отказываться от самых вкусных вещей, мне! Ведь я так люблю поесть! А эта… Есть ей никогда не хотелось, сколько раз я наблюдала, как она лениво ковырялась вилкой в каких-то салатиках, оставляя их практически несъеденными, и на этом её питание заканчивалось. И втайне гордилась своей потрясающей худобой, восполняя вес избыточным макияжем. Её лицо покрывала штукатурка толщиной минимум в полсантиметра. Вот, собственно, и все её недостатки, но я очень не любила эту женщину и ничего не могла с собой поделать. Не любила, и все тут! Она была одной из тех четырнадцати знакомых, которых я встретила на этом курорте в первые дни своего пребывания здесь.

Сейчас Выдра сидела за столиком в глубине зала с двумя мужчинами. Один из них был её мужем, а второй.., увидев второго, я забыла, зачем сюда явилась. Вторым оказался Северин Вежховицкий. Езус-Мария, что их связывает?!

Выдра нежно прижимала к груди огромного плюшевого медвежонка панду, так называемого бамбукового медведя. Он очень мешал ей принимать пищу, но как раз это было в духе Выдры — всячески утруднять себе процесс питания. Нет, невозможно, не может быть, что эта женщина притворялась, она и в самом деле не любила есть, о чем весьма красноречиво свидетельствовала её внешность — кости, едва прикрытые штукатуркой…

С трудом оторвавшись от созерцания этого феномена природы, я повернулась к своему собеседнику, но продолжала думать о Выдре и о Северине. Интересовал меня, разумеется, главным образом Северин, я ещё собиралась разузнать, где он поселился в Крынице. Может, тоже в «Пеликане»? Надо будет порасспросить об этом симпатичную девушку из бюро обслуживания пансионата, хотя Северин не имел к Яцеку никакого отношения, а девушке понравился Яцек, не Болек. К тому же Болек был, в отличие от Яцека, уже женат. Отогнав с большим усилием мысли о Северине, я сконцентрировалась на кривом собеседнике.

— Наш общий знакомый не жаловался на здоровье, и ничто не говорило о возможности смерти от сердечного приступа, — заявила я Колодзею открыто и прямо. — Вы были одним из последних, с кем Гавел общался, сидели с ним вот за этим столиком. Не произошло ли тогда чего-нибудь такого, что бы могло Гавела встревожить, взволновать, рассердить? Не съел ли он чего вредного? Не выпил ли лишнего? И кем был третий человек за вашим столиком, тот самый, излишне.., размашистый?

— Прямо сумасшедший, — согласился со мной пан Колодзей. — Я его не знаю, первый раз видел. И мне он кажется подозрительным.

Отбросив дипломатические ухищрения, я принялась жадно расспрашивать о подозрительном типе. Наверняка пан Колодзей счёл меня недалёкой любопытной бабой. Возможно, он в чем-то прав… Ну и ладно, главное, принялся рассказывать.

— Прямо вцепился в Гавела, слова не давал никому сказать. А ведь пан Роевский, откровенно говоря, приехал сюда из-за меня. Дела, уважаемая пани, не стану морочить вам голову этой скучной материей. Я тут ожидаю партнёра, а Гавел тоже хотел с ним встретиться, уж не знаю зачем, наверняка у него с ним свои делишки.

— Ну а этот размашистый чего хотел от Гавела?

— Я так и не понял, но создалось впечатление, что ему и в самом деле что-то требовалось. Нет, я этого типа никогда не видел. Да, с Гавелом они были знакомы, не знаю, близко ли, во всяком случае, пан Роевский мне его представил, даже фамилию назвал, да она у меня тут же и вылетела из памяти. Что-то такое.., то ли Шмугель, то ли Шмергель.., и то, и другое очень к этому типу подходило, и на контрабандиста он смахивал, и явно был немного чокнутый, винтиков не хватало. Секунды спокойно не посидел, болтал без перерыва, то и дело вскакивал с места, размахивал руками, совсем задурил голову. Я уж даже подумывал пересесть за другой столик, ведь в таких условиях спокойно не пообедаешь, того и гляди тарелку опрокинет или рукой что смахнёт со стола. Потом остался, в конце концов, один раз можно пообедать и в нервной обстановке.

— Я тут уже кое с кем поговорила, мне то же самое сказали. А если этот тип переставлял на столе солонку, хватался за тарелки и ложки-вилки, не мог он, как думаете, чего-нибудь подсыпать Гавелу в тарелку или стакан? Отравы какой-нибудь?

Пан Колодзей ответил не задумываясь: