Свистопляска с расследованием

Я вся превратилась в слух. Что там творилось! Раздавались выстрелы, топот ног, а еще ругань. Такая крепкая, что уши могли завянуть. Несколько раз различила голос Алексея. Сначала он попросил у кого-то дать ему оружие. Верно, и, правда, приехал сюда без пистолета, не соврал. Потом советовал кому-то подняться на второй этаж. И, конечно же, тоже ругался. Как без этого, когда находишься под огнем, враг окружил со всех сторон и в рядах потери. Это я тоже поняла, хоть видеть и не могла ничего. Только догадывалась, что подстрелили кого-то из охраны Лаврентьева, потому что его голос звучал и вполне бодро.

И вдруг все смолкло. Несколько минут тишина стояла мертвая. И это было страшнее, чем слышать перестрелку. К счастью, долго ломать голову, кто победил, не пришлось. Дверь чулана распахнулась, и ко мне снова протянулась рука Самойлова. В своей обычной манере, без лишних слов схватил за руку и потащил на выход. Со ступеней, как сдернул налету, я их даже не очень-то и коснулась ногами.

– Уходим. Быстро! Не крути головой по сторонам. Это тебе видеть ни к чему, Птица.

Лучше бы ничего не говорил. Тогда, возможно, я бы их и не заметила, тех тел, что лежали возле забора. Но меня угораздило после его предупреждения непременно поискать глазами, о чем была речь. А как только рассмотрела мужские трупы, так и все, дальше ничего уже не видела и не слышала. Очнулась в машине, за рулем был Самойлов. Покосилась по сторонам: мы были в салоне одни, машина неслась по шоссе, но не в сторону Москвы.

– Куда мы?

– На родительскую дачу. Раз, они в городе, то грех не воспользоваться пустым загородным домом. Как считаешь, милая? И здесь совсем недалеко, всего километров двадцать. Отдохнем немного. Придем в себя.

– Да, уж, мне не помешает. Голова просто раскалывается…

Сооружение, к которому мы вскоре подъехали, назвать просто загородным домом у меня не получилось бы. Уже въездные ворота впечатлили, будто на территорию фамильного поместья заезжали. Местность за кованым забором выглядела так, словно над ней человек пятьдесят ландшафтных дизайнеров потрудилось. Про жилище вообще говорить не получилось бы, так как сначала дом садовника приняла за хозяйские хоромы. Ясно, что в родительском гнезде Самойлова руками старалась ничего не трогать из опасения навредить таким дорогим и красивым вещам, как в музее, одним словом. Села скромно на кушетку в какой-то комнате и поджала под себя ноги. Алексей скрылся в глубине дома и где-то там затерялся. Не менее двадцати минут так сидела, в одиночестве и тишине. Рядом только тикали бронзовые часы с купидонами, а больше ни от чего и ни от кого не было звуков.

– Вот, ты где? – в конце длинного коридора, что могла видеть со своего места, показался Самойлов. – Я тебя потерял. Что ты здесь села? Зачем? Пойдем со мной на кухню, я приготовил кое-что перекусить.

– Мне не хочется. Лучше бы ты отвез меня домой.

– Это куда? В гостиницу или к родителям? Если имеешь в виду свою квартиру, то забудь про нее. Там жуткий погром, и для проживания в ней она пока не пригодна. Обещаю, что найму кого-нибудь там прибраться. А потом ты ее продашь. Зачем она тебе нужна, если жить станешь со мной в Питере?

– Может, уже хватит, Самойлов? – на моем лице должна была отразиться усталость и тоска, потому что именно их я и чувствовала в тот момент. – Что я здесь делаю? Зачем вообще тебе нужна?!

– Это ты хандришь? – он сел рядом и приобнял меня за плечи. – Я все отлично понимаю. За последние дни на тебя слишком многое свалилось. Не каждая могла бы вынести, но ты молодец.

– Что ты говоришь!

– Зачем столько иронии в голосе? Разве я виноват, что твоя подруга связалась с уголовником? А он…

– Что?! Подруга связалась… А я? Я с кем связалась?

– Но, но! Не нагнетай, ладно?! Ты просто устала. Пойдем, покажу, где можно отдохнуть.

– Не трогай меня! Пусти руку! Помнишь, ты спрашивал, не боюсь ли тебя? Так вот! Теперь мой ответ не такой, как был прежде. Теперь не знаю, что сказать. А, вернее даже, что скорее боюсь. Мне страшно с тобой, Леша. Отпусти меня! Пожалуйста!

– Глупышка. Ты устала. Переволновалась. Тебе сейчас мерещится, не пойми что. Вот заснешь, хоть на часок, страхи и улягутся.

– Возможно. Страхи улягутся. Но я хочу все забыть. Понимаешь? Все!

– Так и будет.

– Ты не понял. Совсем все. Танькину дачу, перестрелку недавнюю, саму Таньку и ее любовника, вообще всех тех людей. И даже тебя, Леша! Взять бы, и стереть из памяти все. Вот как разбудил меня тогда ночью телефонный звонок, все с того момента, нет всю ту ночь тоже, и удалить. Ты не сердишься?

– Нет. Я все понимаю. Тебе досталось с того момента. Попала в такие жизненные ситуации, о которых ранее и не подозревала. Поверь только, что все еще у тебя наладится. Со мной или без меня, но все будет хорошо.

– Так думаешь?

– Уверен.

– И ты отпустишь меня от себя?

– Если захочешь, то да. Эх, Птица, Птица! Пошли уже, или взять тебя на руки?

– Я сама.

– Все же, позволь. Вот, так. Удобно?

– Да, – обхватила его за шею и уткнулась носом в ключицу. – Куда ты меня несешь?

– В спальню.

– Что?! Я не ослышалась?!