Свитер

Лгать или не лгать. Немножко того, немножко другого, думала старуха, глядя на Марти. Надо говорить откровенно до тех пор, пока нет опасности нанести человеку обиду. Ложь придумана, чтобы не причинять боль. В свое время она много врала и нисколько в этом не раскаивается. Интуиция подсказывала ей, что и сейчас будет лучше, если родители пока не узнают о сексуальной ориентации Марти. Они не готовы это принять. Долорс знала, что возразит на это внук: нужно им все объяснить, бабушка, я не могу жить во лжи, и так далее. Молодые сегодня просто одержимы идеей жить не по лжи, а сами не замечают, что взрослые им врут, вбивают в головы всякую демагогию, — разумеется, из самых благородных побуждений, — но все эти бредни моментально отходят на задний план, стоит благополучию их мира, о котором молодым нечего и мечтать, пока не достигнут определенного возраста, оказаться под угрозой. Бедные дети, думала старуха. Единственное, что она может сделать, — это улыбнуться, чтобы Марти понял, что она на его стороне и не осуждает своего внука.

Наверное, эта улыбка распахнула перед Марти целый мир, и он тут же расплылся в ответной улыбке. Но… Все имеет свою цену, Долорс положила в пакет крючок и мотки шерсти, кивнула на компьютер и попыталась подняться с кресла. Марти все схватывает на лету. Он быстро подскочил, чтобы помочь: ясно, что бабушка хочет поиграть с котом на экране.

Чем настойчивее она пыталась вспомнить, тем больше у нее путалось в голове — кто сделал первое движение навстречу, кто из них первый прикоснулся к другому. Антони отнес стакан с вином на кухню и вернулся в узенький голый коридорчик (особенно голый в сравнении с коридором в их доме, увешанным картинами в богатых рамах; здесь же висели часы с маятником, отбивающие каждую четверть часа). В этом крохотном домике, сыром и темном, не было практически ничего, однако Долорс не променяла бы его на все сокровища в мире — из-за книг и из-за Антони, тех двух вещей, которые интересовали ее больше всего на свете.

Она помнит, как они замерли друг перед другом. Помнит, как с сильно бьющимся сердцем протянула ему руку, но не помнит, кто первый из них потянулся к другому. Помнит и то, что почувствовала непреодолимое желание приблизиться, прижаться к нему, и увидела, что он хочет того же. И когда его губы прикоснулись к ее губам, словно молния прожгла их насквозь и соединила навеки.

— Давай, бабушка, пойдем! С твоей ногой теперь все в порядке…

Марти напомнил ей о ноге, в которой образовался тромб; однажды он стал твердым, как камень, и нога раздулась.

Он берет ее за руку, и они идут потихоньку — шажок за шажком — к компьютеру. О своей любовной истории — ни полслова, Марти сосредоточен исключительно на коте, разгуливающем по экрану монитора. Смотри-ка, какой хорошенький. Долорс торопливо — так торопливо, как позволяет ей эта чертова нога — уселась и взялась за мышку. Марти засмеялся.

— Мне нравится твоя увлеченность этим виртуальным котом!