Свитер

Жофре и Моника не производили ни малейшего шума, она расслышала лишь несколько приглушенных восклицаний, они явно старались соблюдать тишину, Долорс словно услышала, как Жофре говорит: старуха ничего не слышит, но, знаешь, на всякий случай… Они управились за десять минут, как быстро и как грустно, подумала Долорс, а потом вернулись в столовую, обсуждая цвет стен, будто бы с самого начала только это их и интересовало, вот только Жофре забыл застегнуть ширинку, а у Моники подол юбки забился за верх чулка, впрочем, когда вернулась Сандра, она ничего не заметила, потому что оба сидели на диване. Она принесла им мороженое, им — но не себе, как же, а то еще растолстеешь, усмехнулась старуха. Моника поблагодарила подругу и начала лизать свою порцию, она так и не успела подмазать губы, наверное… Матерь Божья, Долорс даже содрогнулась, представив, что именно скрывалось за этим «наверное», а потом перевела взгляд на лицо девочки, которая с лукавым видом облизывала столбик холодного лакомства, непристойно играя языком и искоса поглядывая на Жофре, и подумала: не стоит тебе так делать, а то из расстегнутой молнии вылетит птичка, и ты оглянуться не успеешь, как она вырастет и заживет собственной жизнью.

Эдуард тоже жил своей собственной жизнью, погруженный в нее настолько, что не замечал ничего вокруг. С женитьбой разом исчезли и шоколадные конфеты, и комплименты, и теннис, и вообще все. Теперь Долорс стала нужна, чтобы командовать прислугой, исполнять супружеские обязанности и разбираться в лекарствах в случае болезни. И все. Конечно, нельзя сказать, что Эдуард относился к ней как к предмету обстановки, скорее, как к существу, не достойному внимания, которое всегда под рукой и о нем можно вообще не думать, как к существу без права голоса. Вопреки наставлениям монахинь, уверявших, что обязанность образованной женщины состоит в том, чтобы помогать мужу принимать решения, он не нуждался в ее советах. И тогда Долорс решила жить сама по себе, погрузиться в книги и читать, читать, читать. Конечно, если выдавалось свободное время, если в доме и с детьми все обстояло благополучно, а так было далеко не всегда. Особенно когда Мирейя родила и уже не могла, как прежде, помогать по хозяйству. И потом, когда дела на фабрике пошли все хуже и хуже и у них осталась всего одна служанка, а затем и вовсе только приходящая прислуга. Эдуард все больше мрачнел и сох. Он часами сидел в своем домашнем кабинете, перебирая бумаги, и когда поднимал голову, то Долорс казалось, что муж не видит ни ее, ни детей, а одни только буквы и цифры. Какое-то время Эдуард бессмысленно таращился на них, спрашивал, все ли у них нормально, и снова возвращался к бумагам.

В общем, жизнь ее протекала не слишком радостно и, как говорится, не вдохновляла.

Какой у тебя симпатичный магазинчик, сказала она Антони. Новая встреча с ним стала первым приятным событием за долгое время. Человек с усами и проседью в волосах улыбался ей из-за прилавка, ты пришла, радостно воскликнул он, и этот возглас прилетел к Долорс, словно птичка, собирающаяся свить гнездо в ее сердце. А как же, я ведь обещала, сказала она только для того, чтобы что-то сказать, потому что, по правде говоря, ей было непросто ответить на его слова, она не привыкла, чтобы ее приходу радовались, чтобы ее кто-то ждал, кроме разве что служанки, которая никак не могла решить, нужно вытирать пыль на верху шкафа или нет. Конечно нужно, отрезала Долорс, и не обязательно для этого меня ждать. Сеньора, здесь столько всяких вещей, а я не знаю, какие из них можно трогать, а какие нет, оправдывалась служанка. Их и не надо трогать, просто приподнимаешь и вытираешь под ними, вот так, видишь. Да, сеньора, но ведь, чтобы приподнять, я должна ее взять в руки. Когда в доме трудились три служанки, эта казалась вполне сноровистой, удивилась Долорс, и только сейчас стало ясно, какая она неопытная рохля.

Вот так, ее приход приносил радость только этой недотепе — какая проза жизни. Но Антони обрадовался ей, хотя ему-то точно не требовалось выяснять, надо или нет вытирать пыль на шкафу. Он не скрывал, что счастлив лишь потому, что она, спустя столько времени после случайной встречи на Тибидабу,[4] появилась в дверях его книжной лавки. Ищешь книги по философии, скорее подтвердил, чем спросил он. Она не могла собраться с мыслями: на самом деле я зашла только посмотреть, ведь я обещала, но если ты покажешь мне, где стоят книги по философии, буду очень рада. Антони повел ее вдоль переполненных стеллажей, протискиваясь среди покупателей, и наконец привел в отдел, где продавалась литература по психологии и философии: тут ты все найдешь. Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, а сам все гладил пальцами корешки книг. Долорс не сдержала возгласа: ой, как замечательно. Антони пристально посмотрел на нее: я тебе еще кое-что покажу, идем. Она пошла за ним. Как он изменился, ее бывший возлюбленный, то есть внутри он оставался все тем же, но юношеская неуверенность и приниженность, порожденные скромным происхождением, исчезли без следа.