— Всякому можно помочь, кто ещё помнит, что есть дороги и согласен идти сколь угодно долго, чтобы свершиться.
Сел Серафим рядом с бродягой.
— Твои слова ничего не значат для меня. Мне нельзя помочь. Я проклят.
— Умойся и поешь с дороги. А потом я буду говорить с тобой, — мягко ответил Серафим, ощущая в эту минуту страшную боль от соприкосновения с отступившим.
Когда всё было исполнено, то уединились они в келье Серафима.
— Какой же сильный огонь живёт в тебе!
Серафим смотрел на измождённое лицо путника и видел в нём нечто близкое, что было сродни ощущению братства. Они были одинаково отмечены лихорадочным даром воплощения в мире тайной силы.
Бродяга вскочил с лавки и прокричал.
— Что ты ведаешь про меня, отшельник?! Откуда знать тебе про мою боль?
Его трясло, дорожки слёз прочертили блестящий путь среди морщин.
— Ты проделал долгий путь ко мне. И ты знаешь зачем. Поэтому не трать время на жалость к себе, — суровым стал послушник.
Стальное веретено внутри подсказывало Серафиму слова. Прорычал бродяжка бранное слово, но проглотил тут же, закрыл лицо руками.
— Я проклят, проклят! Я потерял, что должен был беречь.
— Потерять то, о чём ты говоришь, легко. Понять, что потерял — начало пути к обретению.
— Откуда знать тебе?! Впрочем, если дорога привела в обитель, если он спустился ко мне, чтобы назвать твоё имя…
— Открой всё.
— Я никогда не был одержимым, — успокоившись, начал рассказ путник. — Хоть батюшка в городище, где я вырос, говорил, что во мне бес сидит. Но я знаю, что не бес вовсе. Слышишь?! Не бес!
Опять он задрожал и беспокойно посмотрел в глаза Серафиму.
— Я верю тебе. Знаю, — тот коснулся плеча гостя, сдержав стон от мучительной иглы, пронзившей тело.
Слишком крив был путь человека перед ним. Огромный дар потерян или запечатан в сердце.
— Мне было лет восемь, когда я его встретил. Возле городища протекала река. Быстрая, глубокая, с ледяной водой. Даже в летний день она была прохладной. Как вышло? Я стал тонуть. Никто не мог помочь. Ни души в округе. Друзья убежали, не видя беды. Я был унесён в сторону от поселения и ушёл под воду, когда почувствовал сильные руки, что вытянули меня на берег. Когда очнулся от ужаса, сковавшего тело, то увидел человека. Можешь ли ты представить себе небо в самый ясный день? Или цветы незабудок, но настолько чистого цвета, словно сами ангелы омыли их слезами. Таким был взгляд спасителя. Он смотрел внимательно. Он смотрел так, словно знал меня ещё до рождения.
Быстрее забилось сердце Серафима. О страннике говорил полубезумный нищий. Не думал никогда отшельник, что кто-то может знать эту тайну. А бродяга продолжил рассказ:
— Сказал он мне такие слова: «Не время тебе покидать этот мир, мальчик. Знаешь, что у тебя здесь?». Он так тихо и текуче говорил, как река бежала, и коснулся моей груди. Я ответил, что там моё сердце. «Там у тебя дар», — улыбнулся спаситель, и закружилась голова, — «Береги его. Чувствуешь тепло? Это твой дар. Не потеряй, но отдавай людям. Чем больше отдавать будешь, тем больше останется. Я ещё приду к тебе». Помню, как он растаял в свете солнца, рассыпался искрами и малыми звёздами.
Гость прерывисто вздохнул. Он сидел на скромной лежанке отшельника сгорбившись, точно на спину давил тяжкий груз.
— С тех пор началась для меня другая жизнь. Тепло внутри разгорелось до пламени, что не давало уснуть, пока не делился им с миром. В кузнице отца было много угля. Прямо на стенах изобразил я ангела, с которым говорил. Я не мог остановиться. Дня не мог прожить, чтобы не рассказать через свой дар о тепле и радости от встречи. Я любил весь мир, я хотел, чтобы мир понял эту любовь. Внутри меня была такая сила, что многие стали замечать.
33
Алексей жадно рыскал взглядом по содержимому чемодана.
— Книги? — разочарованно протянул Сашка.
Яр взял в руки потрёпанную книжицу в мягкой обложке.
— Не будем делать выводы раньше времени.
Аккуратно они переложили книги на стол. С оборванными краями, потёртые издания не имели ценности. Почти все были выпущены в шестидесятых, и тематика не отличалась разнообразием, касаясь коммунистической доктрины. Самые обычные книги. Никаких загадок.
Яр под присмотром историка добрался до дна. Серое полотняное сукно прямоугольного свёртка почти сливалось с внутренней обивкой чемодана, который тут же был поставлен под стол, а ценный груз теперь лежал перед мужчинами. Шумно вдохнув больше воздуха, они пару секунд смотрели на истинную причину долгой возни с посылкой. Успокоившись, Яр развернул кусок ткани.
Дед хорошо позаботился о том, что было для него ценным. Алексей сразу же понял, насколько древняя вещь лежит перед ними. Доска потемнела от времени по краям, но изображение сохранило свежесть. Две фигуры: мальчик и высокий, чрезмерно вытянутый ангел.
Алексей не был уверен, как следует обозначать образ мужчины, но мысленно назвал его именно так.
Взрослый протягивал ладони, словно вкладывая огненный шар в грудь ребёнка. Однажды, в библиотечном музее Алексей уже видел подобное. Оттиск в книге, что была своеобразным жизнеописанием предка, хранил тот же сюжет.