Свиток 5. У истоков империи

И снизошли до них Духи, и открыли всю правду. Они велели Царю Царей сыскать ребенка, родившегося в эту ночь и дать ему имя птицы, которая не умеет летать, зато бегает быстрее оленя. Взять его в свой Дворец и растить как собственного сына!

Я взял стоящую передо мной чашу с травяным отваром и хорошенько приложился к ней, внимательно наблюдая за реакцией публики. Судя по отвисшим челюстями и выпученным глазам, публика была под впечатлением обстоятельств моего рождения и той невероятной хитрожопости, с который я, будучи еще младенцем, умудрился пробраться аж в Дворец самого Царя Царей… Что ни говори, а история разных там золушек, мгновенно, по одной лишь дурацкой прихоти судьбы вознесшихся из грязи в князи, всегда будет греть сердце простого человека.

— Так вот, — продолжил я, закончив пить. — Так и получилось, что расти я начал во Дворце и жил словно царский сын… и даже лучше, потому что Царь Царей Ив’ван, естественно, любил меня сильнее всех своих остальных детей.

Однако ни дорогие ткани, ни слитки бронзы, ни даже самые жирные куски мяса, сдобренные самым острым перцем и прочими специями, не радовали мое сердце. Мне всегда хотелось чего-то иного.

И вот, когда я видел столько же зим, сколько пальцев на руках и ногах человека, в нашу землю пришла большая беда. Земля не рожала рожь и картошку. Олени и овцебыки ушли из Степи, а море почти не делилось с нами рыбой. И тогда Великий Шаман нашего племени пришел к моему приемному отцу и сказал, что тот должен снарядить самую большую лодку, что только есть на нашем берегу, дать мне верную команду лучших моряков и отпустить в дальнее плавание по пути, которым идет солнце. И когда я достигну конца этого пути, Духи снизойдут до нас и вернут нашей земле все те блага, что забрали раньше.

А чтобы мне было проще в моем пути, он поменял мне имя с того, которое я больше не смею произносить, на имя птицы с самыми быстрыми ногами на земле!

…Ну что еще надо публике для хорошего блокбастера? Несусветные катастрофы и знамения были. Магия и пророчества так же налицо. Чудесная история золушки и возможность заглянуть в мир Элиты и Гламура, а еще далекое путешествие за тридевять земель с Великой Целью. За блеском, пышностью и великолепием этой истории я надеялся скрыть правду о себе. И судя по лицам моих слушателей, они были так впечатлены моим враньем, что напрочь отключили критическую жилку в своих мозгах.

Да что там какие-то несчастные жители прибрежного поселка! — Даже когда я рассказывал эту сказку своим спутникам, включая Лга’нхи, они и то слушали эту чушь с открытыми ртами и кажется, были готовы поверить каждому моему слову.

…Так что следующие часа два я до хрипоты рассказывал басни и небылицы про наше путешествие, мешая правду о местах, где действительно был и моих реальных приключениях с запавшими в память историями из Одиссеи и путешествий Синдбада-морехода.

— А что ты можешь рассказать о своей земле, Старшина Дос’тёк, — передал я наконец эстафетную палочку разговора нашему гостеприимному хозяину. — Как близко она находится к месту, куда уходит солнце на ночь?

— Так ведь это… — малость даже растерялся Дос’тёк. — Кто ж его знает, куды оно уходит? Дальше на запад есть большая Река. Слыхал, что наша Река еще побольше той, что течет возле Вал’аклавы… Ну, там, где ты победил богатыря Бег’емота.

А дальше, как рассказывали мне знающие люди, будто бы суша поворачивает к югу, а потом снова к востоку аж до тех самых островов, по которым к нам пришли аиотееки… Дальше я, признаться, точно не знаю. Хотя один человек, который вроде как на тех островах родился, говорил мне, что в его краях считают, что и дальше берег идет на восток. А потом сворачивает на север… А вот как там дальше и где там самый край земли, на который солнце присаживается отдохнуть на ночь, того я не ведаю.

— Хм… — подумалось внезапно мне. — А ведь для прибрежника, наверное, весь мир — это узкая полоска прибрежной полосы и крохотный край моря. Все степи к северу от его жилища или земли лежащие по ту сторону воды для него просто не существуют… Впрочем, это ведь чистое лирическое отступление, а говорить-то надо о деле.

— Ты сказал, «аиотееки»? — спросил я Дос’тёка, удивленно приподняв брови. — Я уже слышал название этого народа. Но никто так и не смог объяснить мне, кто это такие.

— Так эта… — как будто даже немного замялся Дос’тёк. — Скоро сам увидишь. Потому как мы тебя к ним отведем… Потому как надо. Они велели приводить к ним всех, кто приплывет в нашу бухту.

— Что значит «надо»? Почему «велели»? — опять «страшно удивился» я. — Разве ты в своем поселке не самый главный человек? Почему какие-то люди, которые, как ты сам сказал, пришли с каких-то островов, говорят тебе, что делать в твоем собственном поселке?

…Нет, мне, в принципе, тоже было жаль Старшину, который сейчас корчится и выдавливает из себя слова, с одной стороны объясняющие сложившуюся международную обстановку, а с другой — оставляющие ему хоть крохи самоуважения. Но должен же я был узнать, какие тут творятся дела и каково отношение местных к моим старым приятелям аиотеекам?