Свиток дракона

— Может, пальцем они Тебя и не тронули, но эта месть чудовищна! И не трать свое сочувствие на это животное! Он убил еще двух несчастных женщин, сначала надругавшись над ними, и продолжил бы свой кровавый список, не догадайся я, что он убил госпожу Асагао.

— Ты догадался? — Горящие глаза пытливо сверлил Акитаду.

— Возможно, мне помогла в этом сама госпожа Асагао. Этот обломок синего цветка попал ко мне, когда я был Кацузе.

Тасуку разжал ладонь и посмотрел на цветок.

— Это от украшения, которое подарил ей император.

— Убийца отдал его женщине, которую позже тоже убил. Та продала его уличному лоточнику, а тот мне. А еще в городе ходила страшная история про демона с пылающим лицом, который убил знатную даму в заброшенном столичном храме. Сорвал с нее все украшения, а потом перерезал горло и распорол всю до самого низа.

Тасуку передернулся.

— Тайна ее исчезновения и этот обломок цветка слили в моем возбужденном мозгу со странной историей про демона. Позже я заметил сходство между ней и совершенным в Кацузе убийством. О своих подозрениях я доложил императору, а арестанта привез сюда. Но мне и в голову не приходило, что они вовлекут в это дело тебя. Прости.

Акитада заглянул в лицо другу в поисках понимания, и облегчением обнаружил, что тот уже обрел былое спокойствие.

— Спасибо тебе, Акитада, — тепло улыбнулся он, спрятал руки в рукава и, глядя на луну, тихо проговорил: — Как снежинки, тающие в лунном свете, как предрассветный крик совы, так кончается и сон, что мы жизнью зовем. — Он вздохом поднялся, поклонился Акитаде и бесшумно покинул веранду.

Сам того не ведая, Тасуку разбередил еще не зажившую рану. Акитада закрыл глаза и перенесся в мыслях на веранду храма богини милосердия. Где-то в ночи одиноко и скорбно ухала сова. Внизу, в безмолвном саду, женщина шагнула в объятия мужчины. Ночь обратилась днем, серым и мглистым, снег кружил в вихре танца и оседал на ее волосах хрустальным бисером. Или капельками росы.

— А-а, вот ты где! Сидишь тут один в темноте! — Косэхира положил руку Акитаде на плечо. — А Тасуку ушел? Вот бедняга!

— Да, Косэхира, он ушел. — Акитада медленно поднялся, чувствуя себя глубоким стариком — из-за онемевших от холода рук и ног и этих мыслей о смерти. — И мне тоже пора идти. День был длинный.

— Какая чепуха, друг мой! — Косэхира смотрел на него с тревогой. — Ты не должен впадать в такое уныние из-за Тасуку. Он просто устал от этого мира и выбрал себе другую жизнь. Но тебя-то ждет большое будущее. Так все говорят. Придет время, и ты свершишь великие дела. Я это чувствую. — И, решительно схватив Акитаду за руку, потащил его туда, где царили веселье, музыка и смех. Туда, где кипела жизнь.

Историческая справка

В течение периода Хэйан (794—1185) японское государство по своей структуре только отдаленно напоминало централизованную китайскую империю эпохи Чан. Японией управлял император, проживавший в столице Хэйан-Ке (Киото), и верхушка знати. Отдаленными провинциями управляли губернаторы, назначаемые в столице каждые четыре года. В их задачу входило следить за законностью и порядком, а также за должным и своевременным сбором государственных налогов. В конце каждого такого срока направляемому из столицы специальному инспектору (кагэюси) надлежало проверить состояние финансовых дел в провинции. Но дальность расстояния и трудности транспортировки усложнили задачу. Сухопутные и водные пути кишели разбойниками и грабителями всех мастей. Крупные землевладельцы, в том числе и большие монастыри, содержали собственные войска для защиты своих владений и имущества. К концу эпохи Хэйан военная мощь этих разрозненных формирований стала представлять опасность для губернаторов и империи в целом.

События в этом романе являются плодом художественного вымысла, однако наглядно иллюстрируют политическую и культурную жизнь Японии одиннадцатого столетия. Акитада — представитель правящего класса, служащий столичного министерства, но он всего лишь крохотный винтик огромной и неповоротливой машины власти. Имея знатное происхождение, университетское образование, обширные знания в области классической китайской словесности и конфуцианские идеалы, он пытается подняться по административной лестнице к вершинам власти. В отличие от людей своего круга он охотно сближается с простолюдинами, не демонстрирует поэтических талантов и питает неприязнь к буддийской вере.