В те дни Омар более всего на свете хотел, чтобы националисты различных мировоззрений объединились и боролись за общую цель — освобождение Египта, в котором все были бы равны перед законом. Профессор Шелли, будучи невысокого мнения об этих людях, называл их злыми, продажными, далекими от жизни марионетками хедива и пророчил им плохой конец. Омар не перечил профессору, но в его душе крепла любовь к своей стране. Думая о будущем Египта, которое было и его собственным будущим, он чувствовал какую-то особую теплоту в сердце.
Его очень огорчало, когда, заходя в кофейню «Ком-Омбо», что за вокзалом, где собирались только местные жители, чтобы выпить чаю, кофе или зеленого лимонада, выкурить высокий кальян на двоих или на четверых, он чувствовал на себе равнодушные а иногда даже подозрительные взгляды. Посетители переговаривались шепотом, прикрывая рот, словно Омар был иностранцем, а не одним из них. К тому же Омар как-то за чаем читал «Таймс», что было равноценно поднятию британского флага.
Однажды в кофейне разговор зашел о Юсуфе, который умер от холеры и о котором все отзывались с большим почтением. И вдруг прозвучало имя Халимы. Для Омара это было как удар по голове. Однако он с наигранным безразличием крикнул через стол:
— Кто-нибудь знает, где она сейчас живет?
Тут все замолчали и уставились на Омара.
Обрюзгший, полный парень, о котором было известно, что ему нравятся представители собственного пола, поднялся, подошел к Омару и, улыбнувшись, нагло сказал:
— Посмотрите-ка, он затосковал по Халиме. — При этом его жирная морда оказалась совсем рядом с Омаром.
Омар оттолкнул гомосексуалиста и почувствовал, как от злости кровь ударила в голову. Но он сумел сохранить спокойствие и ответил с подчеркнутой невозмутимостью:
— Где прячется Халима? Кто-нибудь знает? Мы с ней были знакомы. — И сразу же, как будто извиняясь, добавил: — Немного знакомы.
— Он немного знает Халиму! — воскликнул толстяк несколько раз подряд, хлопая в ладоши, а остальные начали вторить ему и кричать:
— Он ее немного знает! Он ее немного знает!
После того как шум стих, толстяк встал перед Омаром, сделал несколько неуклюжих движений, подражая танцовщицам живота, и фыркнул:
— Мы все знаем Халиму довольно хорошо, маленькую хурият. Мы уже все побывали у нее между ногами.
В этот момент Омар потерял самообладание и бросился на толстяка, как разъяренный зверь, ударил его в живот так, что тот вскрикнул, и начал душить, пока у обидчика глаза не полезли из орбит. Остальные посетители горланили и подбадривали драчунов, но потом, заметив, что Омар не собирается отпускать соперника, а лицо последнего уже посинело, попытались силой разнять их. Пара храбрецов набросилась на Омара и стала оттаскивать его от противника. Однако Омар не сдавался, он, как змея, вцепился в свою добычу. Несмотря на то что двое взрослых мужчин пытались оттащить его, он оказывал им достойное сопротивление и готов был задушить толстяка. Но тут случилось непредвиденное: один из мужчин, подоспевший на помощь, сильно потянул Омара за рукав. Крепкая материя треснула, как парус во время бури, и обнажилось правое плечо Омара. Всеобщему обозрению предстал четкий ожог в форме кошки. Этот случай имел неожиданные последствия. И Омар, и третейские судьи, поспешившие на помощь толстяку, на мгновение опешили. И пока толстяк ползал по полу, кряхтя и жадно глотая воздух, все, остолбенев, уставились на шрам Омара.
В кафе стало необычайно тихо. Омар ожидал какой-то реакции, замечаний, расспросов, чего-то, что прояснило бы загадочную ситуацию. Но ничего не произошло. Наконец Омар развернулся и, не говоря ни слова, направился к выходу. Мрачные мысли одолевали его.
С этого дня Омар Мусса оказался в опале. Как бы там ни было (ему самому так казалось), те люди в Луксоре, с которыми Омар искал дружбы, поскольку думал, что им небезразлично будущее Египта, начали избегать его еще больше. Что ему было делать? Все попытки заговорить с кем-нибудь о шраме терпели неудачу. Все, с кем он заводил беседу, отворачивались, словно Омара поразила какая-то ужасная болезнь. И даже те люди, с которыми Омар раньше поддерживал дружеские отношения и которые не были свидетелями происшествия в кафе, бежали от него, как от чумы.