Для следующего раза Кавальон запасся масонским фартуком, книгой по Каббале, пачкой оккультных гравюр, циркулем, черепом кошки, своим любимым хрустальным шаром и рекомендательными письмами от ряда высокопоставленных персон (написанными, впрочем, собственноручно). Пришлось применить и грим. Явившись к заветному дому, алхимик и маг спросил у открывшей ему служанки, не интересуется ли мадемуазель де Сеор новейшими способами гадания, открытиями в области животного магнетизма, вернейшим и признанным во всем мире методом воскрешать мертвецов, а также всей правдой о гностическом мироздании. Не могло же, в самом деле, быть, чтобы дворянка, даже самая религиозная, совершенно не интересовалась всеми этими модными вещами!.. Не могло, но было. Специальный лакей явился, чтобы вытолкать авантюриста взашей и передать ему всевозможные проклятия от хозяйки, считавшей масонов, алхимиков, гипнотизеров и аэронавтов адептами дьявола.
Кавальону стало очевидно, что если девственная затворница и соизволит принять какого-то гостя, то это может быть только служитель официального культа.
– Вам чего? – спросила служанка, появившася после второго стука.
– Мир тебе, дочь моя… – проблеял Кавальон таким голосом, который, как он считал, наилучшим образом подходил странствующему монаху. – Благословляю тебя и сию обитель.
Служанка перекрестилась.
– С чем пожаловали, отче?
– Слышал я, в этом доме живет набожная особа, до того благонравная, что во всем Париже не сыщешь… – начал мнимый священнослужитель.
Служанка хихикнула. Видимо, в разговорах со своими товарками она характеризовала де Сеор отнюдь не такими хвалебными словесами.
– Есть тут такая. А вы-то чего изволите?
– Может быть, вашей хозяйке угодно будет купить какое-нибудь богословское сочинение? – Кавальон убрал ткань со своей корзинки: она была наполнена книгами.
– Чего это у вас там?
– «Град мистический» Марии из Агреды, «О божественном воплощении Хуана де Луго, «Книга мучеников» Жана Креспена, «Восхождения» Пьера де Берюля, «Почитание сердца Иисусова»… Катехизисы и Евангелия, само собой, тоже имеются. В лучших изданиях и недорого!
Служанка уныло взглянула на полную фанатизма корзинку. Кавальон понимал, о чем она думает, и безмолвно с ней соглашался.
– Мадемуазель де Сеор вообще-то, не принимает гостей, но, может, для вас сделает исключение. Пойду доложу ей.
«Должна бы», – сказал про себя Кавальон. В продолжении того времени, пока служанка справлялась у опекунши, как поступить с монахом, он дважды успел поймать себя на том, что почти молится – то ли гностическому Демиургу, то ли масонскому Абсолюту – о том, чтобы в этот раз мадемуазель де Сеор приняла его.
Пять минут спустя служанка возвратилась:
– Нечего не получится. Вы уж не обессудьте, отче, но госпожа не общается ни с кем, кроме своего духовника, дабы не впасть в искушение или в ересь. Велела отдать вам шесть су на богоугодные дела, вот, пожалуйста, получите. А книги эти ваши у ней есть уже.
– Как? Все? – изумился «монах».
– Все и больше. Она ведь, как к нам переехала, целый короб этих богоугодных книг с собой привезла! Так что вашего товара нам не надоть. Извиняйте.
– Благочестивая у вас госпожа… – обескураженно произнес Кавальон.
– А то как же! Молится без конца, каждый вечер на мессе. Ни разу не пропускала!
– И какую же церковь она посещает?
– Как какую? Святых Ле и Жиля, ближайшую! А вы с какой целью интересуетесь?
– Хочу знать, какому кюре посчастливилось иметь столь прилежную прихожанку, – ответил мнимый монах и, не мешкая, распрощался.
Отойдя от дома на безопасное расстояние, Кавальон снял накладную бороду и сбросил капюшон, прикрывавший отсутствие тонзуры, – ну и жарко же под ним было! Достал из кармана шесть су. Что-то маловато пожертвование. От такой святоши можно было бы ожидать и более внушительной суммы! Неужели скупа? Или служанка прикарманила часть деньжат?..
Но до чего крепкий орешек эта Сеор! Неужели втереться в доверие к ней так и не выйдет и придется сдаться? Или использовать последнее средство, подсказанное служанкой, – тоже стать прихожанином Ле и Жиля?
Тем же вечером Кавальон, переодетый в обычный костюм – кафтан, штаны, чулки, рубашка, башмаки, треугольная шляпа и благостно-идиотское выражение на лице – явился на улицу Сен-Дени к искомому храму.
Выслеживая свою «жертву», Кавальон не позаботился заранее узнать, как она выглядит. Сейчас это нелепое обстоятельство могло бы сослужить дурную службу… если бы в Париже, озабоченном правами человека, ценами на хлеб и созывом Генеральных Штатов, было бы чуть больше религиозных людей. В церкви он насчитал от силы пяток прихожан: семейство какого-то поденщика на задних скамьях да впереди, поближе к алтарю, единственная дама, хорошо одетая и не могущая быть не кем иным, кроме мадемуазель де Сеор.