– Тереза потом будет благодарна нам за то, что мы избавили ее от этого негодяя!.. Тс-с-с! Ты только не спугни его!
Троншары дождались, когда Помье исчезнет за дверью.
– Ну все! – с удовлетворением произнес Жак. – Теперь можно запирать. Беги за факелом.
Факел братья изначально принесли с собой, но потом поняли, что огонь их выдаст. Пришлось его затушить. Теперь, когда все птички были в клетке, дело оставалось за последним – отыскать, чем их поджечь. Дени убежал за огнем.
Тут-то и начались неприятности.
Где взять факел, младший брат не знал. Через пять минут после его ухода Жак уже пожалел, что послал Дени, а не пошел сам. Судя по всему, его ожидание обещало быть долгим. Между тем начинало светать. Троншары намечали преступление на ночь, а не на утро: опоздание д’Эрикура спутало им все планы, в которые отнюдь не входили солнечный свет и появившиеся на улицах прохожие.
Сначала Жак не терял бодрости и верил в свой успех. Услышав, что жертвы пытаются вырваться, он даже не отказал себе в удовольствии сообщить им о скорой смерти. Но чем больше минут проходило с ухода Дени, чем светлей становилось небо, тем более портилось настроение у мясника.
В довершение всего начался дождь. Сначала он просто капал, делая вид, что вот-вот закончится и поджогу не помешает. Потом пропитал солому, сделав ее бесполезной. А под конец ливанул с такой силой, что Жак, проклиная небесные силы, Дени и все человечество, заметался в поисках убежища.
В этот момент во дворе Дома малых забав появились первые депутаты.
– Дом закрыт! – воскликнул маленький человечек под зонтиком, первым пришедший к заветной двери.
– Видно, еще не отперли, – подсказал один из его коллег.
Вскоре появился специальный служитель с ключом, отпирающий зал по утрам и запирающий вечерами. Жак с мрачным любопытством наблюдал, как он возится с незнакомым замком и с удивлением констатирует, что дверь открыть не получится.
Между тем депутаты все прибывали. Люди под зонтами, в одинаковой черной одежде заполонили почти весь двор.
– Да это заговор! – послышалось в толпе.
– Что за унижение стоять тут под дождем! Если так обращаются с представителями нации, значит, и всем жителям королевства нечего ждать уважения от правительства!
– Господа! Нас отказываются пускать внутрь!
– Это сделано специально!
– Глупцы! Они думают, что, отняв у нации зал заседаний, они отнимут у нас и волю к свободе!
– Может быть, дело в подготовке к послезавтрашнему заседанию в присутствии короля!
– В зале ремонт?
– Ерунда! Это просто предлог!
– Предлог, чтобы не пустить нас!
Во дворе уже было не протолкнуться. Чем плотнее набивались в него депутаты, тем более радикальные мысли выдавал их коллективный разум.
– Генеральные Штаты хотят распустить!
– Национальное собрание наверняка уже объявлено несуществующим!
– Главное – не расходиться! Поодиночке нас перережут уже сегодня!
– Вне сомнения, это дело рук Его Величества!
– Вероятно, по наущению принцев!
– Они хотят подавить народную волю!
– Они думают, что мы так просто сдадимся!
– Мы не можем подчиниться, господа! Народ, уполномочивший нас, этого не простит!
– Надо найти другой зал!
– Разумеется!
– В десяти минутах ходьбы отсюда имеется зал для игры в мяч.
– Отлично!
– Вот туда мы и отправимся!
«Ну и ну!» – подумал Жак. Наблюдение за народными представителями пробудило в нем массу эмоций, но облечь их в иные слова, более точные, чем «ну и ну!», он пока не мог. План сожжения конкурентов провалился – это было очевидно, но теперь Жака разбирало любопытство относительно депутатов. Он незаметно вмешался в толпу, покинул вместе с ней двор Дома малых забав и пошел следом за людьми в черных одеждах, наслаждаясь произведенным эффектом и гадая, что будет дальше.
Двадцать минут спустя Жак уже находился на антресолях большого спортивного зала, наполненного людьми. Теперь здесь были не только одетые в черное простолюдины, но и представители дворянства и духовенства. Откуда-то притащили стол и стулья. Выбрали секретаря. Составили текст клятвы: не расходиться, пока не дадут стране Конституцию. Председатель, стоя на столе, зачитывал этот текст, а Жак слушал, глядел сверху вниз на Собрание, мало что понимал, но испытывал удовольствие от ощущения причастности к историческому моменту. Кроме него на антресолях собралась масса зевак. Огромные окна под потолком были растворены, зал продувался насквозь. Портьеры превратились в паруса, колышущиеся над головами народных избранников. Дождь брызгал в зал. Ветер выворачивал зонтики наблюдающих, срывал шляпы, трепал депутатские парики. А под потолком, перекрывая раскаты грома, неслось хоровое: «Клянусь! Клянусь! Клянусь!» – и тысяча рук поднималась подобно тому, как ростки пробиваются из земли после зимней спячки.