Свиток Всевластия

7

После получения русского ордена и присвоения части сокровищ умершей старухи Помье чувствовал себя богачом. После выполнения миссии в спальне виконта д’Эрикура – почти безраздельным хозяином палестинского свитка. После замечательного бегства из комнаты, куда он был заперт, – еще и везунчиком. Ввиду всех этих новых статусов литератор решил, что довольно с него снашивать башмаки и страдать мозолями. Столь значимая фигура, какой Помье стал теперь, достойна того, чтобы перемещаться по городу на извозчике.

Сказано – сделано. Правда, стоил наемный фиакр немало – 36 су за первый час и 30 за последующие, – ловился с трудом, а по тощей лошаденке, тащившей его не быстрее, чем движется пешеход, можно было изучать строение скелета млекопитающих… Но для уставшего от вечной экономии, нищеты и ходьбы Помье все это было сущими пустяками. Грязная вонючая коробка, внутри которой восседал литератор, казалась ему каретой. Жестокая тряска и скрип изношенной конструкции, которую по-хорошему давно уже надо было изрубить на дрова, ничуть не мешали писателю строить планы, намечать сюжеты будущих сочинений и предаваться размышлениям, изредка поглядывая в окошко на мрачные средневековые улочки.

Размышлял он обо всем поочередно. Сначала о том, как здорово получилось, что Тереза не засекла ни его ухода, ни его возвращения в ту злополучную ночь. Уже целую неделю, прошедшую с момента проникновения к д’Эрикурам, Помье перебирал в голове события того дня. Как же все удивительно удачно сложилось! И ревнивый граф его не убил. И про Кавальона удалось подслушать, сидя в запертой комнате: оказывается, это он убийца старухи, вот так история! И девушка так кстати отперла его «темницу», и прореагировать удалось быстро, и погони не было, и в доме не заблудился, когда бежал! А главное, Тереза спала как убитая с вечера до утра, так что все дело Помье провернул без оправданий и пояснений. Блеск!

Экипаж внезапно затормозил, и писатель со всего маху стукнулся головой о стенку фиакра.

– Куда поперся, черт тебя раздери?! – заорал извозчик. – Что, жить надоело?!.. Что?! Ты поговори еще у меня! Живо хлыстом огрею! И на то, что ты в кюлотах, не посмотрю!

От удара ход мыслей писателя внезапно переменился. Ведь если подумать… Если учесть события последних дней… Получается, что все не так уж и радужно! Судя по тому, что судачат на рынке и что сообщается в рукописных газетах, в виновность виконта в убийстве никто не поверил. Светские дамы даже вроде как полюбили его еще больше… А Помье, сам того не желая, превратился в сообщника убийцы, пожелавшего обмануть правосудие. С Кавальоном, или Ходецким, или царем, или как там его литератор решил больше дел не иметь. Хотя, конечно, открещиваться от преступника уже поздно… Мог бы и раньше сообразить, что этот так называемый Иоанн укокошил старую Жерминьяк: откуда еще у него могли взяться ее жемчуга?! Ладно, теперь уже поздно. Содеянного не вернешь. И из всего можно извлечь выгоду. Например, натравить виконта на Кавальона! Рассказать ему, кто придумал подбросить улики, кто нанял для этого специального человека (можно не говорить, кого именно… или сказать? как пойдет), кто сообщил в полицию. Дать адрес Кавальона, которого д’Эрикур так жаждет отыскать. Виконт, конечно, захочет отомстить ему. И вот пока они будут возиться друг с другом, Помье…

Экипаж снова остановился.

– Ну! Давай! Пошла! – орал извозчик.

До Помье донесся свист хлыста.

– Ты мне эти штучки оставь! Сколько нынче сена сожрала! Думаешь, дешевое оно было?! Поднимайся, каналья, отрабатывай свою жратву, а не то запорю тебя до смерти, так и знай!

Еще пару минут литератор сидел в фиакре, ожидая, не встанет ли лошадь на ноги.

– Ну миленькая, ну прошу тебя, ну не подыхай, ну пожалуйста! – запричитал наконец кучер, так что Помье понял, что дело плохо.

Когда он вылез из экипажа, вокруг павшей лошади собралась толпа нищих, дожидавшихся шанса разделать еще не остывшую тушу и употребить его в пищу. Позади фиакра, создававшего затор, уже сгрудились несколько дилижансов, кабриолетов, телег и карет. Их кучера на чем свет стоит ругали невезучего извозчика и его не вовремя околевшую скотину. Тот не обращал внимания ни на кого. Ободранный, в дырявом кафтане, он обнимал свою дохлую лошадь и рыдал в голос: видимо, она была его единственной кормилицей и единственным богатством. С каждой секундой вокруг фиакра собиралось все больше и больше зевак: солидные буржуа, приказчики из соседних лавок, поденщики, слуги, солдаты, приехавшие на рынок крестьяне из окрестных деревень, праздношатающиеся философы, вездесущие детишки, скучающие барышни в укороченных сюртучках на манер мужских и скромных платьях без кринолинов в английском стиле – кто только не пришел поглазеть на дохлую лошадь, всем было дело до остановившегося фиакра!