Свиток Всевластия

– Ничего… О, постойте, сударь, я вспоминаю! На щеке у него была толстая бородавка! Я заметила ее, когда подошла спросить, все ли с ним в порядке… Да, толстая бородавка! И волосы из нее!

Бородавка! Виконт усмехнулся. Так, значит, Помье! Что ж, его д’Эрикур и подозревал. Бестолковый писака выдумал нелепейшее письмо от имени Кавальона, да только интриговать он пока что не научился! Значит, Паскаль все же выполнил приказание. Припугнул этого остолопа. Но что же дальше? Куда он пошел потом и где встретил своих убийц?

Труп Паскаля выловили в Сене, уже не в Париже, а в его пригороде – Шайо. Нашедшие его крестьяне заявили в полицию, оттуда весть дошла до матери погибшего, которая и поделилась своим горем с графом д’Эрикуром – разумеется, не просто так, а в надежде на пенсию или хотя бы единовременное денежное утешение. Доктор, препарировавший труп по просьбе виконта, установил, что вода в легких отсутствует, а следовательно, смерть наступила не от утопления. Отпечаток веревки на шее говорил о том, что несчастный Паскаль был задушен и в воду попал уже мертвым. Множество ожогов и порезов на теле, а также отсутствие уха и нескольких пальцев не могли быть не чем иным, кроме как свидетельствами пыток. Впрочем, виконт ничего этого не видел, а знал о состоянии тела своего бедного слуги лишь с чужих слов: сам он не мог побороть отвращения и ужаса, порождаемых видом обезображенного и начавшего разлагаться тела знакомого человека. Лишь когда доктор сказал, что на спине Паскаля ему видится некий символ, д’Эрикур отважился все-таки приблизиться к покойнику, закрывая рот и нос надушенным платком и прилагая неимоверные усилия для того, чтобы скрыть дрожь в коленках.

Один взгляд на спину мертвеца, чьи голова и ноги были заботливо прикрыты материей, чтобы уберечь господина виконта от лишних переживаний, сказал д’Эрикуру все. На коже бедняги от шеи до поясницы и от одной лопатки до другой ножом был вырезан крест.

Крест!

Д’Эрикуру мгновенно пришло на ум одеяние тамплиеров (за последние несколько месяцев он изучил их историю досконально). Красный крест на белом фоне – главный символ храмовников. Кровавые раны на бледной спине покойника… Это не может быть совпадением! Правда, у тамплиеров крест был восьмиконечный… но такой ножом не вырежешь. Хотя, может быть, они пользовались и обычным латинским крестом?.. Этого нельзя исключать.

Впрочем, поперечная линия находилась так высоко и делила продольную на такие неравные части, что знак можно было бы прочитать не только как крест, но и как букву T. Или как строчную t. Смысл этой буквы был еще очевидней, чем смысл креста… И, следовательно, еще страшнее.

Собственно, лицезрение этого знака так и осталось единственным плодом работы самозваного сыщика д’Эрикура. Ни допрос других слуг, ни беседа с матерью Паскаля, ни встреча с выловившими его крестьянами так ничего и не дали. Зато слух о том, что какие-то странные люди убили слугу виконта и начертали на его спине Не-Пойми-Что, распространился по Парижу мгновенно. Если отец был не очень общительным человеком, то ни мачеха, ни доктор, ни прислуга, ни сам виконт не умели держать язык за зубами. Во всех кофейнях, во всех парках, во всех театральных ложах те, кто уже устал обсуждать ничегонеделание Генеральных Штатов, заговорили о странном убийстве слуги д’Эрикура.

До Версаля известие об убийстве дошло еще раньше, чем д’Эрикур собрался туда написать. Утром девятого мая ему привезли письмо за подписью герцога Орлеанского, где говорилось, что Генеральные Штаты потрясены преступлением, чьей жертвой пал ни в чем не повинный простолюдин, но истинной целью которого был, разумеется, сам виконт – известнейший вольнодумец Парижа, поклонник свобод и борец с предрассудками, любимец всего просвещенного человечества. Вся прогрессивная часть депутатов была уверена, что за убийством стоит двор и реакционеры, заседающие в рядах духовенства и дворянства. Мирабо рвет и мечет, рассказывал Орлеан. Лафайет настаивает на скорейшем принятии решения о поголовном голосовании. Депутаты третьего сословия требуют равенства с делегатами первого и второго все увереннее и увереннее. «Скоро мы положим конец этому царству мракобесия и преступности! – обещал радикальный герцог. – Скоро вы увидите ту революцию, которую предрекал господин Вольтер! Не пройдет и нескольких недель, как французская нация сможет вздохнуть спокойно! Людовик войдет в историю как величайший король величайшего в мире народа!»