Свиток Всевластия

За столом повисла пауза. Тереза переводила взгляд с одного брата на другого. Дени ухмыльнулся. Жак почесал в затылке, соображая, как бы прикрыть оплошность: до него стало доходить, что он ляпнул что-то не то.

– Ну, ты, братец, даешь! – ехидно сказал Дени. – До того своих дружков с бойни наслушался, что уже и сам позабыл, кто на самом деле этого д’Эрикура с его невестой… Хе-хе! И валит на двор! Вот умора!

– Уймись, – буркнул Жак.

Но младший не унимался:

– Может, мы с тобой и есть агенты двора? Может, нас наняли принцы, а? Ха-ха-ха! Вот сказал так сказал! Это ж надо! Может, и отравы этим болванам подсыпал граф д’Артуа?

– Да заткнись ты!

– Ох, держите, не могу! На рынке только и говорят, что про покушение на виконта! Я-то думал, это из-за свитка, а это из-за Собрания, ха-ха-ха! Я-то думал, это мы, а это двор! Так, может, мы и есть придворные, а, братец?

Жак ударил по столу кулаком и вскочил, собираясь наброситься на Дени. Тереза едва удержала братьев от драки.

– Нашли когда собачиться! – воскликнула она. – Лучше бы думали головой! По-вашему, то, что город судачит о покушении, – хорошо? Нас, считайте, ищет весь Париж, а вы тут орете чего попало, ругаетесь из-за глупостей! Думали по-тихому все обделать, а что в итоге? Толку никакого, зато ужас сколько шуму! Не удивлюсь, если завтра сюда к нам придет полиция!

– Тереза права, – сказал Жак. – Чем больше о нас говорят, тем верней, что разыщут…

– Пустое! – отозвался Дени. – Глотку каждому парижанину все равно не заткнуть. Пускай себе дальше считают, что это двор.

– Не глупи! Ты слишком самонадеян! Чем громче будут обвинять двор, тем больше усилий он приложит, чтобы отыскать настоящих авторов покушения!

– Это верно.

– И что теперь делать?

– Ускориться с поиском свитка! – сказала Тереза. – И расправиться с этим чертовым д’Эрикуром, в конце концов! Оставлять его живым после двух покушений было бы верхом глупости. Если нам суждено быть повешенными, так уж за дело, а не за неудавшуюся попытку!

– Я только за! – сказал Жак. – Мы ведь не помиловали его с Кавальоном! Всего лишь взяли паузу, чтобы проследить за ними и оценить обстановку!

– Думаю, в Версале они надолго.

– Значит, надо ехать туда!

– А Помье, – спросил Дени, – что делать с ним?

Оба брата вопросительно взглянули на сестру.

– Думаю, Люсьен нам не конкурент, – сказала Тереза. – Он слишком глуп и труслив, чтобы в самом деле претендовать на свиток. К тому же, когда д’Эрикур с Кавальоном умрут, он обделается от страха и прекратит поиски. Я уверена.

Дени покачал головой.

– Эх, сестрица! – сказал он сочувственно. – Все-то ты не можешь разлюбить этого олуха. Жалеешь – сразу видно!

– Баба, она и есть баба, – подытожил мясник. – А ты, обалдуй, доедай и немедленно отправляемся на станцию дилижансов! Надо завтра же к утру прибыть в Версаль! Зажились д’Эрикур с Кавальоном! А мы о них позаботимся! Да и на это Собрание взглянем как раз – из чего столько шуму…

Вечером, когда братья уже уехали, в комнату постучалась бабушка Жеральдина с третьего этажа. С тех пор как Тереза поселилась на улице Шарантон, семидесятилетняя соседка стала навещать ее ежедневно: обсудить последние сплетни, пожаловаться на внуков, выпить плошку вина…

– Слышала, что творится? – спросила старуха, едва войдя.

– На улице, что ли?

– Да нет же, в Версале! Какое-то, черт его подери, Ционально-Собрание завелося! Вот до чего докатились-то! То попы с аристократами королю-батюшке не давали править спокойно, а теперь еще и енти дюпутаты, бес их в душу! Совсем уж обалдели! Со свету народ хотят сжить! А королева-то, говорят, разозлилась на это дело да и велела, чтоб хлеба в Париж больше не привозили!

– Да ну?!

– Ну да!

– Вот уж страсти-то…

– А как же! Ряволюцию каку-то завели, мать ее за ногу, так пусть, мол, она вам пирожные и пекет!

– Из чего?

– Да пес их знает! Из травы небось! Траву теперь жрать будем! Вот ведь до чего дожили! Господи, Боже мой… Видно, последние времена настают… Только на короля-батюшку теперь и надежда…

18

До Версаля братья добрались без приключений. В дилижансе они слушали чужие разговоры. Все то же самое: Штаты, Собрание, да устоит ли, да что будет делать Людовик, да что предлагает Сийес, да как молод Барнав, да не станет ли королем Орлеанский, да какая морда у Мирабо, да почем нынче фунт пшеничной муки… Говорили и о д’Эрикуре – и чем больше говорили, тем сильнее мяснику Жаку хотелось его прикончить.

На шестом часу дороги пассажиры устали от разговоров и задремали. Обормот Дени уснул, уронив голову на плечо брата. А у Жака вдруг заработала мысль. Все великие идеи (убить ножовщика, присоединиться к бандитам, похитить интересного человека, дать брату в физиономию…) приходили к нему неожиданно – не путем продолжительных размышлений, как у очкастых, а махом, внезапно и полностью, как у святых, получающих откровение свыше. Так же произошло и теперь. Блестящий план убийства д’Эрикура появился в голове сам собой. Оставалось только поведать его Дени… и, естественно, не откладывать с исполнением.