Сво(бо)дные

— Нимфа, — произношу я, избавляясь от одежды вслед за ней, потому что хочу чувствовать ее так — кожей к коже, — я не сделаю тебе ничего, что не принесет тебе удовольствие.

Она молчит в ответ, когда я накрываю ее своим телом. Целую ее в плечо, и медленно веду ладонью по животу вверх, задеваю пальцами грудь, чувствуя, как твердеют тут же ее соски, сжимаю ее.

— Крис… — умоляюще шепчет она, выгибаясь и упираясь мягкой задницей мне в стояк.

Я с шипением втягиваю воздух сквозь зубы. Нет, маленькая стерва, ты не получишь сегодня сладкого. Если бы ты не трепала языком, что секс со мной она оценила как «середнячок»… мы бы сейчас уже сгорали в нашей похоти. А сегодня обломаю тебя я. Пока ты горишь и течешь — это я знаю точно, потому что моя рука ныряет тебе между ног.

Поэтому несколько минут ее тихих стонов, пока я ласкаю ее, кажутся мне музыкой. И дрожь, которая сотрясает ее тело, когда мои пальцы ныряют в ее горячее, тесное лоно.

— Еще...

— Нет, — мстительно шепчу ей я на ухо, улыбаясь, как демон, и убираю пальцы, размазав влагу по внутренней стороне бедра.

Стягиваю ее обратно вниз, на кровать, ложусь рядом и сгребаю в объятия, прижимая так, чтобы она тоже ощутила, как я хочу ее. Она растерянно смотрит на меня, а я ухмыляюсь ей в ответ.

— Что, конфетка?

— Мне показалось… ммм…

— Что? Я хотел раздеть тебя, нимфа. Плохо спать в уличной одежде.

Она задумчиво ерзает, потираясь голым телом об мое охреневающее от возбуждения достоинство, и я сжимаю зубы до скрипа.

— Мне показалось, что ты хочешь… сделать что-то другое.

Я мысленно смеюсь, потому что в голосе Оксаны просыпаются те самые женские мурлыкающие нотки. Она закусывает призывно губы, но тянется ко мне за поцелуем пока с некой заминкой, будто сомневается — оттолкну ли я ее или нет.

Я целую ее, вкладывая всю ярость, сжимая до того, что кажется, будто ее ребра вот-вот захрустят. Прикусываю губы, ставлю своим языком клеймо — хер ты, нимфа, когда еще такой поцелуй получишь. Только я хочу тебя до полного разрыва сердца. И ты еще придешь ко мне за этими эмоциями.

— Спи, нимфа, — по слогам шепчу я ей в губы, прерываясь, и она недоуменно смотрит на меня. — Давай-давай. Ты же очень хотела спать.

— Ну… ладно, — тянет она и закидывает на меня ногу в чулке. Нагло пристраивает свой нос мне у груди и закрывает глаза, обжигая дыханием мне кожу. — Все-таки ты не такой ужасный человек, каким сначала мне показался… Спасибо тебе.

В тишине кажется, будто стук моего сердца слышен на всю комнату.

Я еще долго смотрю в темноту, водя пальцами по стройной спине нимфы, и думая: «Да нет, Оксана, ты просто плохо еще меня знаешь. Но твоя наивность мне импонирует».

Глава 25. Оксана

Я привыкла просыпаться рано, и даже вчерашнее безумие этому не помешало.

Разлепляя глаза, я фокусирую зрение на сопящем рядом Кристиане. Спящий, почти невинный, в призрачном полумраке рассвета, он кажется таким безобидным, что мне хочется погладить его по щетинистой щеке. Но его ладонь нагло лежит на моей груди, а в бедро упирается член, который, похоже, вечно в боевой готовности. Интересно, что ему снится?

Улыбаясь, я ловлю себя на мысли, что меня уже не тревожит то, в какой крышесносный вихрь меня засосало. Впервые я чувствую себя беззаботно, нарушая правила, и понимаю, что страдала, стараясь все делать правильно. Да лучше я буду сумасшедшей счастливой, чем несчастной терпилой!

Я осторожно выбираюсь из его объятий, но не для того, чтобы в этот раз сбежать не попрощавшись. У меня болит голова, меня подташнивает, и мне не мешало бы смыть вчерашнюю штукатурку с лица.

Встаю с кровати и, наклонившись, стягиваю с себя чулки. По спине бегут мурашки, и я резко оборачиваюсь. Показалось! Крис спит как младенец. Кажется, у меня уже паранойя.

Выхожу из комнаты, вижу свой лифчик, который вчера впопыхах забыла надеть, и смеюсь в ладошку. Он даже не прибрался тут после нас. А если бы Павел Георгиевич квартирантов привез?! Неужели ему все равно, что подумает его отец?

Подбираю лифчик, и взгляд падает на тумбочку. На ней лежит мой клатч, а рядом стоит бутылка с ликером. Полинка за нее наверняка немало денег отвалила. Хотя, вероятнее всего, счет пришелся на ее немецкого братца. Крис словно какой-то старый долг у него забрал.

Я достаю из клатча телефон, вижу двадцать шесть пропущенных от Полинки, пять от мамы, один от участкового Сергея и сорок семь сообщений в Ватсаппе. Отвечаю только Полинке, что у меня все хорошо, вернусь в отель к десяти. «Галочки» не загораются синим, и я понимаю, что моя подруга дрыхнет. Ладно, время — только начало седьмого. Я вполне успеваю помыться и позавтракать перед встречей с Робертом. Господи, имя-то какое… Не удивлюсь, если он Иванович.