СВО. Пекло войны

Полина снова ничего не произнесла. Сорвалась с места и начала бегать по двору, стучать в двери и искать маму. Женщины нигде не было. Зато вышли мужчины. Один из них на костре готовил еду. Двое других обступили меня и стали со мной говорить. Как оказалось, они тоже меня запомнили. Это было для меня удивительно.

Зачастую дальнейшая судьба героев моих репортажей для меня неизвестна. Бывало, что через какое-то время я возвращался в «красную зону», где продолжали жить мирные, общался с ними и узнавал, что изменилось с последней нашей встречи. Но это, скорее, были исключения из правил. В этом же случае мы вывезли семью, которая должна была отправиться в Россию. Не рассчитывал, что узнаю, что с ними дальше. Для меня было достаточно информации, что они в безопасности. Но тут мне повезло.

– Помните, мы в прошлый раз у вас семью вывезли в Володарское?

– Да, конечно, помним, – сказал невысокий мужчина.

– Я сделал снимок Тимура. Художница из Сызрани нарисовала портрет по моей фотографии. – Я достал из кармана смартфон, в галерее нашел картинку и показал. Мужчины посмотрели на дисплей и узнали мальчика.

– Да, были тут такие. Они на следующий день уже были в Таганроге. Они нам сообщение отправили. Они сейчас уже в Эстонии.

За это время местные успели обзавестись сим-картой республиканского оператора «Феникс». Связь хоть и не наивысшего качества, все же есть, но, чтобы выйти в Сеть, нужно идти ближе к «Метро», где можно поймать 4G. Гаджеты заряжают от генератора. На столе стоял ноутбук, к которому и тянулись провода от шумной коробочки.

Во двор зашла женщина, которую я искал, чтобы передать пакет со свечами и батарейками. В этот раз забыл о спичках, но в руках у нее заметил пак из 10 пачек. Все это время вокруг ходила старушка. Она совсем не обращала внимания на непрошенных гостей. Передвигалась между руинами, что-то искала, складывала в пакеты. Вышел пожилой мужчина, попросил сигарет. О них я совсем забыл. Их тоже нужно было купить. Местные рассказывают, что им приходилось по 100 гривен за пачку платить спекулянтам.

Пока взрослые разговаривали, дети продолжали играть на матрасе. Рядом с ребятней кружила стая котов. Их было очень много. Все разного окраса. Некоторые из них пострадали. Заметны были ожоги на шерсти. Из соседнего двора-колодца пришла малышка. Она взяла на руки котенка.

– Можно тебя сфотографировать?

Девочка не отвечала. Сурово смотрела на меня и гладила котенка. Нехотя все-таки разрешила сделать несколько кадров. Смотрела в объектив. Не улыбалась. Решил с ней немного поговорить. Малышка отвечала односложно.

– Как тебя зовут?

– Алана.

– А сколько тебе лет, Алана?

– Шесть.

– Ты уже в школу ходила?

– Недолго.

– Недавно только пошла?

– Нет. Еще до войны. Сейчас я в школу не хожу. Я ходила в первую. Ее разбомбили.

Больше со мной говорить не хотела. Поднялась вместе с котенком на руках и убежала. Местные стали просить, чтобы в следующий раз мы привезли корма для котов. Как рассказала пожилая женщина, они будто передают друг другу информацию о том, что здесь их могут накормить, поэтому их здесь так много. Сюда же приходят брошенные собаки. Попадаются даже дорогие породы. Порой их забирают в донецкие приюты, а после отдают задаром дончанам.

С местными долго говорили. Не о политике. О том, как они живут, что им необходимо, к чему готовятся. И так было не только на проспекте Мира – красивом некогда месте, со старыми зданиями, двориками-колодцами и магазинчиками на первых этажах. При виде фотоаппарата в моих руках люди подходили, звали к себе, чтобы показать, как живут. Кто-то показывал братские могилы в жилых дворах. Трупы складывали в воронки, а после закапывали. После священники приходили, проводили обряды. И все это под обстрелами, под свист пуль. Все переживают по поводу будущей зимы. Пожилая женщина на рынке, торгующая маслом, вовсе не уверена, что выживет.

Но все же без политических диалогов не обошлось. Мы стояли у огромной воронки, на месте которой когда-то было два дома. Злая ирония заключалась в том, что улица называется Живописная. Пенсионер сам меня задел. Он тоже меня узнал, так как на этом адресе я уже записывал интервью с его соседкой. Поэтому говорил со мной как со знакомым. В 2014 году он участвовал в референдуме, голосовал за независимость Донбасса. Негодовал, что 8 лет назад сюда не зашли российские войска. Зато зашли националисты, и местное население прозвали сепаратистами. Приходилось молчать о своей позиции и о голосовании на референдуме 11 мая. Такие люди сразу попадали в разряд преступников.

О многом приходилось молчать. К примеру, о том, что на территории «Азовстали» техника появилась еще до специальной военной операции РФ на Украине. Боевики готовились к этой ситуации. Знали, что будет именно так. Мужчина все это знает наверняка, так как работал на заводе и видел технику. Ее запрещали снимать и говорить о ней. Теперь можно.