— На бойню? — перебила Святослава Игоревича Аврелия. Карта Укропчика и карта капельки воды пока никак не ложились в раскладываемый ими пасьянс. Неужели, мрачно подумала Аврелия, он предложит мне золотые монеты с профилем Укропчика или капельки, а я… как тот таможенник откажусь? Или… возьму? Сколько Аврелия не пыталась мысленно прочитать невысказанную волю общества в отношении ее подруг (или сестер), она не прочитывалась. Если, конечно, не принимать за волю обжалование в областном суде укропчиково УДО (условно-досрочное освобождение). Пенсионерам не давала покоя «средняя вода», совсем как осам — жареные баклажаны под брынзой. Но был, был на них Страсбургский суд!
Тут что-то другое, подумала Аврелия.
— Бойня — бараний пункт назначения. — Святослав Игоревич долго и внимательно рассматривал поднятый с тарелки, слегка сдобренный оливковым маслом кустик петрушки, словно опасался, что там затаилась оса или маленькая круглая баранья какашка. — Ни один баран мимо не проскочит. Но сначала — стрижка. Вы забыли про шерсть!
— Оплошала, — развела руками Аврелия. — Баран должен прибыть в пункт назначения гол как сокол и со спиленными рогами. Или бараньи рога — сейчас не товар?
— Эти, неизвестно кем предложенные законопроекты, — воздержался от обсуждения товарных достоинств бараньих рогов Святослав Игоревич, — в сущности, не такие уж дикие. Они из той же оперы, что и брошюра булочника из Перпиньяна. Не спорю, опера плохая, опасная, но оркестр уже в яме, исполнители на сцене, зрители в зале.
— Бараны — зрители? — уточнила Аврелия.
— Мы все — бараны, — улыбнулся Святослав Игоревич, — и мы все разные. Не надо отбиваться от стада. — В его голосе явственно ощущалась симпатия к собравшимся в зале (оперного?) театра пока еще не переоборудованного в бойню баранам. Так симпатизировать им можно было, только отбившись от стада. Похоже, Святослав Игоревич воображал себя пастухом, а может, ветеринаром, или — бери выше! — заводчиком новой бараньей породы. — Каждый, кто не слеп, видит… — он прервал сталинскую цитату, чтобы прочитать поступившую SMS-ку.
— Видит что? — поторопила его Аврелия.
— Что? — посмотрел на часы Святослав Игоревич.
— Срочный вызов на разгром Хазарского каганата?
— Каганат, как Карфаген, должен быть разрушен, — не стал отпираться Святослав Игоревич. — Но сначала мы запустим к ним Тангейзера…
— Пусть наведет шорох своим цветущим посохом! Я слушаю, Святослав Игоревич. Вы начали, как Сталин…
— Сталин знал толк в баранине, — мечтательно произнес Святослав Игоревич, как если бы неоднократно сиживал с генералиссимусом за столом, лакомясь этой самой бараниной. — Все предельно просто. Существующая модель развития исчерпана. Если ее не разгромить, как… Хазарский каганат, она погубит планету. Бесконечное потребление при конечной жизни — абсурд. Оно насыщает немногих избранных, не принося им счастья, но истощает ресурсы, лишает будущего неизмеримо большую часть человечества. Эти немногие рассматривают прогресс исключительно как возможность продления срока собственного пребывания на земле. Бог не дал человеку вечной жизни. Но эта сволочь, называющая себя «элитой», не хочет с этим смириться. Они восстали против Бога! Сегодня миллиарды тратятся на бессмысленные поиски «гена старения», невозможный синтез универсальной «нестареющей клетки»… Особенно почему-то этим увлечены правители России. Их не устраивает, что они могут умереть раньше, чем успеют потратить украденные деньги. А денег они украли столько, что никакой жизни не хватит, чтобы их потратить. Поэтому их деньги обречены на уничтожение еще при их жизни. Это закон. Но они не верят. Потому-то с такой яростью и вцепились во власть… — Святослав Игоревич говорил быстро, как преподаватель, когда время лекции заканчивается, а он не успел сказать то, что хотел. Точнее, что обязательно должен был сказать.
Аврелии было не очень интересно его слушать. Все, что он говорил, было известно. Связь с проектом «Чистый город — чистые люди» пока не просматривалась. Не думал же Святослав Игоревич, что правители России, отмывшись от пороков в мобильных аква-комплексах, вернут деньги народу?