Свобода

и кумиров творил,

сам пред ними не падая ниц,

адом был сам себе –

и под небом мне не было места.

Я прилежно искал!..

Но усвоил одно хорошо

в диком хаосе нашей смурной

человечьей природы::

правды нет у того,

кто вам скажет, что правду нашёл,

путь потерь и безвестных побед

продлевая на годы.

2003 г.

* * *

Вяло в костре зари тлеют обрывки дня.

Ад, что во мне внутри, душит во сне меня.

Хищный метели вой — разума тайный враг,

Снова зовёт с собой за горизонт, во мрак,

Поздно тупую боль криком навзрыд глушить

И за живой водой надо скорей спешить.

Стрелки дрожат в часах, время пуская вспять.

Памяти адреса мне до зари читать.

Не написать письма и не послать привет…

Молча вдохнёт зима холод чужих планет.

А по родной земле свой ли несу я крест,

Где небеса в золе, где пустота окрест?

Мне бы туда, где жизнь громко играет туш,

Где не познали лжи тысячи близких душ,

Мне бы туда, где свет преданных, милых глаз,

Где бесконечно свят прожитый вместе час.

Это — моя среда. Может быть кто-нибудь

Сопроводит туда или укажет путь?

Или научит жить, страшный храня секрет,

Что для моей души вовсе приюта нет…

2014–2015 гг.

* * *

В час, когда потаённой тропою

ночь крадётся во мгле наугад,

стыки рельсов стальных беспокоя,

поезда в неизвестность летят.

Их не видя, но всё-таки слыша,

города за завесою сна

навостряют антенны на крышах,

эхо леса звенит как струна,

и пустых полустанков пространство,

не имеющих даже имён,

беспристрастно вникает в напрасный

перескрип, перестук, перезвон.

Только я — полуночник усталый,

проклиная весь мир, как он есть,

неуклюжую поступь металла

принимаю за добрую весть.

Я, солгав не единожды всуе,

с лёгким сердцем поверить готов:

вот идут наши высшие судьи…

Нет честнее ночных поездов!

Ведь за окнами пыльных вагонов,

где мерцающий свет и уют,

в пустоту голоса монотонно

свою тихую исповедь льют.

Просто так — чтобы путь был нескучен,

кто — о жизни, а кто — о судьбе,

всё равно твой случайный попутчик

и не вспомнит потом о тебе.

Не найти здесь ни мелкой корысти,

ни надуманных выспренних фраз!

Сколько светлых, пронзительных истин

уезжает ночами от нас!

Нам в насиженных норах не тесно.

Нам и ночь эта — с гуся вода.

Ведь всему — своё время и место.

Но зовут за собой поезда…

2001 г.

ГОРОД П.

Сонный город над тёмной онежской водой –

нелюдимый и гордый, всегда молодой,

ослепительно — серый в плену облаков,

богатырь, ставший камнем на веки веков.

Здесь и ночи белы круглый год напролёт –

разве только зимой небо впаяно в лёд,

и, вдоль спальных окраин, толпой, наугад

по делам калевальские боги спешат.

Все дороги ведут либо в рай, либо в ад,

но названия улиц звучат невпопад.

Ведь хозяева громких имён никогда

бескорыстно не будут съезжаться сюда.

Не предавшее предка творенье Петра

хмурым утром не помнит, что было вчера,

и, назло всем на свете ветрам перемен,

кажет площади Киров свой бронзовый хрен.

Здесь невесело жить — помирать хорошо.

Как по юным беспечным годам корешок –

вмиг петлёй раздавил глупо пропитый век,

и душа покатилась в рождественский снег.

Да, места и почище, наверное, есть.

Но родился и вырос я именно здесь,

где у каждого метра — сюжет про запас:

первый день, первый шаг, первый стих, первый класс,

где промозглые волны мне наперебой

вечно шепчут о той, что не стала судьбой,

как, идя с её тёплой рукою в руке,

я учился мечтать на своём языке…

Город светлых фасадов и грязных дворов,

неизвестных художников, мелких воров,

зябких песен, в которых не видно ни зги,

зыбкой северной лени и русской тоски!

Я люблю твое солнце, скупое на свет,

всё, что есть, и чего, к сожалению, нет.

Мне и с майской метелью твоей по пути,

чтоб зерном в каменистую почву уйти.

2001 г.

* * *

Городские голуби серые, как осень

в луже ковыряются молча, не спеша.

Видно, снова Бог послал — пригоршнею бросил

в клювы крошки чёрствые, добрая душа.

Мимо, хмуро хлюпая по воде кругами

всё снуют прохожие. Им и не понять,

как такое хрупкое небо под ногами

может столько живности на себя принять.

То ли злым пророчеством, то ли трудным счастьем

веет от прозрачного парка вдалеке –

от того, что яростно ночь рвала на части,

где осины тонкие нынче налегке.

Так и с нашей памяти облетают годы.

Промелькнули, сгинули — ну, а даль светла.

Стала болью истина, пустотой — свобода,

сколько жизни выжжено — да не всё дотла.

Устарели записи, выцвели тетради,

сами мы повыцвели и давно не те.

Даже слово доброе не корысти ради

обронить нам некогда в вечной суете.

Городские голуби не грустят о прошлом.

И пока не застило свет небесный им

спелой, ослепительной первою порошей,

почему-то верится: мы ещё взлетим.

5-6 января 2002 г.

* * *

Меж ритмом и рифмой, меж Богом и чёртом,

меж серым асфальтом и космосом чёрным

как маятник маюсь — и некуда деться.

Пожизненно здесь я.

Здесь места немало для скуки и грусти,

но всех нас однажды отсюда отпустят

без страха и боли на вольную волю.

Я этим доволен.

Наш мир, несомненно, когда-то придумал

торчок, что сперва основательно дунул.

Как жаль, что такого менты проглядели.

не взяли на деле!

Ни правды, ни чести и всё не на месте

от лести до мести, и в душу не лезьте

с вопросом, во всём ли виновна система,

и кто мы, и где мы!

Политики рулят, народы пасутся.

Не ёрзай на стуле и молча присутствуй!