Свобода и евреи. Часть 1.

Кагал злорадствовал и торжествовал, когда мы невыносимо страдали в Манчжурии. Под коварной ложью освободительного движения, он пропагандировал социализм и устраивал стачки, съезды, митинги и забастовки даже в арсеналах, на оружейных и артиллерийских заводах, на железных дорогах, почте и телеграфе в самый опасный момент борьбы, когда стояли на карте честь и слава России. Плутуя в интендантстве и на бирже, кагал сознательно и невероятно обогащался сам и в тоже время лишал нас возможности продолжать войну за недостатком средств, а через разврат учащейся молодёжи и корабельных команд или же путём таких событий, как 9 января 1905 года в С.-Петербурге, рассчитанных на деморализацию маньчжурских армий, куда всё это еврейской же прессой передавалось в извращённом и гнуснейшем виде, искал беспросветного для нас позора. Проповедуя свирепую ненависть и превознося революционный террор, вероломная, евреями же натравливаемая печать перешла последние границы государственной измены среди самых страшных испытаний, ниспосланных нашей родине, да ещё имела бесстыдство обвинять правительство в нарушении обещаний и поругании свободы. После 17 октября 1905 года сыны Иуды перешли, кажется, меру злодеяний, когда-либо ими совершённых, и, сверх того, по завету талмуда требовали содействия той именной власти, которую ниспровергнуть стремились; в случае же невозможности для самих представителей власти устранить последствия иудейского безумия, неистовствовали в домогательствах уголовного суда. Наполнив тюрьмы людьми, доведёнными до отчаяния издевательствами кагала, перепуганные им чиновники успели, однако, и сами набраться такого холода, что затем в «кадетском» триумфе на законодательных, с позволения сказать, выборах, что называется, и пикнуть не смели.

Увы, даже на этом дело не остановилось. Точно также раболепствовали пред еврейством сами забастовочные комитеты. Израиль должен быть обеспечен повсюду. И мы действительно видим, что после Мукенда, когда предстояло отнять у нас последнюю искру надежды, а японцам помочь, реорганизация и значительное усиление нашей армии встретило противовес в распропагандировании её целыми транспортами революционных газет, которые исправно пересылались на театр войны именно стачечными комитетами, даже если ничто иное по Сибирской дороге не доставлялось вовсе либо, что ещё хуже, загонялось на запасные пути неведомых станций и расхищалось целиком, всё равно будь это предметы продовольствия, снаряжения или вооружения армии. Правда, Сибирская дорога была заранее отдана в управление полякам, о самоопределении которых как достойных еврейской награды теперь столь назойливо ратуют кагальные же «паладины свободы», за наш же, разумеется, счёт.

X. Впрочем, было бы странно, даже непостижимо, если бы умеющий оставаться благодарным и просвещающим тёмную Россию, кагал не дал бы нам и этого утешения. Ведь на миллион русской армии, постепенно перебывавшей в Манчжурии, пришлось едва 18.000 евреев, —остальные скрылись или же занялись гешефтмахерством, разоряя нас как воины Израиля. Из этих 18.000 евреев попало к японцам в плен немного, всего 12.000, т.е. два из каждых трёх евреев. Растроганная Россия, даже Москва ответили на такую доблесть безраздельным торжеством партии «народной свободы», а в частности избранием в народные депутаты двенадцати евреев, т.е. по одному на каждую тысячу еврейских пленных, не считая, конечно иудейских же рабов, которым, risum teneatis, в государственной думе нет числа.

Русские же люди остались за дверьми учреждения, призванного научить их «свободе». «И это, — говорят евреи, — только справедливо, ибо они возлюбили Россию, а ведь они же одни способны приобщить её к благам конституции... и политического шулерства...»

Правда, черносотенная, то бишь националистическая, печать во Франции утверждает, будто русский народ в избрании нынешних социал-талмудических депутатов не участвовал, а если и посылал в Думу революционеров, то лишь будучи обманутыми еврейской же агитацией и потеряв голову в негодовании на страшный позор всего, что для России теперь выражается словом «Цусима».

Правда и то, что здравомысленные немцы мало верят в искренность русской революции или в «назревшее» народное движение, а считают эту социал-талмудическую музыку организованным разбоем, внутренние пружины которого не имеют ничего общего с благом русского народа.

Правда, что, как говорит Герберт Спенсер, «торжество социализма было бы величайшим бедствием, какое когда-либо испытывал мир. Логическим же отсюда результатом явился бы военный деспотизм».