Свобода и евреи. Часть 1.

I. Роскошно одарённый природой, но воспитанный иезуитами, несравненный политический оратор, ставший духовным витией, Боссюэт обладал той туманной высотой мысли, которая столь легко действует на большую часть людей. Быстрый и чрезвычайный успех ослепил его, и вот в его «Discours sur l’histoire universelle» мы видим, как он напрягает всю свою энергию и весь свой талант, — с целью уронить и обездолить дивные силы человеческого, а в особенности арийского, духа. И такое донкихотство тем печальней, что, хотя эти силы нередко презираются людьми, не имеющими о них понятия, однако, в действительности, они столь поразительны, что, как этого не мог не сознавать и Боссюэт, ещё не родился человек, которому удалось бы охватить их всецело.

«Наслышавшись, — замечает Бокль, — что евреи — народ избранный Богом, упомянутый сейчас автор почти исключительно сосредоточивает своё внимание на израильтянах и рассказывает об этом упрямом и невежественном племени в таком смысле, будто оно составляло единственную ось, вокруг которой вращались все дела целого мира. Наряду с этим, по его словам, в историю вовсе не должны входить народы, прежде всех других достигшие цивилизации, народы, которыми сами же евреи были обязаны и теми скудными познаниями, каких они получили впоследствии.

Он мало говорит о персах и ещё менее о египтянах. Он даже не упоминает о том неизмеримо более великом народе, который живёт между Индом и Гангом, философия которого составила один из элементов александрийской школы, утончённое мышление которого предупредило все усилия европейской метафизики, и который на своём языке слагал самые возвышенные творения ещё в те времена, когда евреи, осквернённые всякого рода злодеяниями, были только бродячей ордой грабителей, скитавшихся по лицу земли, жалким скопищем, которое на всякого поднимало руку, и на которое поднимал руку всякий, в свою очередь».

II. Но если подобное заблуждение мало извинительно даже у Боссюэта, то оно представляется уже заведомой неправдой у еврея Дарместетера,[64] сколь бы ни раздували этого «знаменитого учёного» «равноправные» израильтяне.

Облыжно предполагая существование какого-то ариосемитического человечества и, следовательно, допуская передержку на первой же странице своей брошюры, названный еврей утверждает далее, что подлинная история иудейского народа ещё не написана, а когда она будет доведена до желаемого совершенства, то охватит всех людей, причём биографии остальных народов войдут в неё лишь как её отдельные эпизоды.

Тогда на пути Израиля можно будет увидеть шествие: первобытных кочевников-семитов с их многобожием, Египта и его жрецов, Сирии с её богинями, Ниневии и Вавилона, Кира и его магов, Греции и Александра Македонского, Рима и его легионов, Иисуса Христа и Евангелия. Затем, т.е. с того момента, когда единство евреев рушится и наступает их рассеяние по четырём концам мира, историк, следуя за ними по Аравии, Египту, Африке и по всем странам Западной Европы, будет в состоянии наблюдать вновь: Магомета и Ислам, Аристотеля и схоластиков с их философией, все знания Средних веков и всяческие перипетии их торговли; гуманизм и эпоху Возрождения, протестантизм и Французскую Революцию.

Неустанной деятельностью и своими страданиями еврейский народ замешан во всех драмах человечества. Он дважды обновил мир: Европу — через Иисуса Христа, Азию — через Магомета, не говоря о других проявлениях своего бытия, более медленных и более скрытых, но едва ли менее устойчивых, которые он развивал, созидая в своих гетто нынешнюю европейскую мысль.

В гармонии с изложенным, еврейская всеобщая история должна быть разделена на три периода: первый — до возврата из Египта, второй — до рассеяния и третий — до Революции.

Ассириология и египтология в связи с Пятикнижием Моисея, книгами царств и пророков — таковы документы первого периода.

Обе части, талмуд, Мишна и Гемара с их бесчисленными дополнениями, являясь обширной компиляцией, хотя и без малейших признаков исторической критики, представляют, тем не менее, богатейшие рудники и дают возможность следить не только за развитием еврейского духа на протяжении более, чем шести веков, но и поучают о временах самого зарождения христианства, стало быть, о таком решительном, втором, периоде цивилизации, который служит одной из поворотных точек истории.