Свобода. Храбрость быть собой

Теперь я сам себе священник и доктрины. Я чувствую, что бунтовать против чего бы то ни было вне меня — это пустая трата времени, это просто бессмысленно. Это делает ситуацию гораздо более болезненной и запутанной. Кажется, что «я» должно бунтовать против «я». Я признаю, что бунтовать должно не сущностное «я», не оригинальное лицо. Но привитое и воспитанное «я» — отговорка Хотя это единственное «я», которое у меня есть, или которое я знаю и при помощи которого могу бунтовать. Как этой отговорке бунтовать против отговорки?

Бунт, о котором я говорю, — не против кого бы то ни было. Это на самом деле не бунт, но просто понимание. Не нужно бороться с внешними священниками, монахинями, родителями — нет. Как и не нужно бороться с внутренними священниками, монахинями, родителями. Потому что внешние они или внутренние — неважно, они отдельны от тебя. Внешнее отдельно, внутреннее — тоже отдельно. Внутреннее — только отражение внешнего.

Ты совершенно прав, когда говоришь: «Бунтовать против этих беспомощных пожилых людей кажется недостойным». Я не говорю тебе бунтовать против этих беспомощных пожилых людей. Как не говорю и бунтовать против всего, что они в тебя вложили. Если ты бунтуешь против собственного ума, это будет реакцией, не бунтом. Обрати внимание на это различие. Реакция исходит из гнева; реакция насильственна. В реакции тебя ослепляет ярость. В реакции ты начинаешь двигаться в другую крайность.

Например, если твои родители учили тебя быть чистым и каждый день мыться, делать то или другое, — с самого начала тебе говорили, что чистота угодна Богу, — и однажды ты бунтуешь, что ты начнешь делать? Перестанешь мыться. Начнешь жить в грязи. Теперь ты переместился в другую крайность. Тебя учили, что чистота угодна Богу; теперь ты думаешь, что Богу угодна грязь, нечистота. Из одной крайности ты переместился в другую. Это не бунт. Это ярость, это гнев, это месть.

И пока ты реагируешь на родителей и на их так называемые идеи чистоты, ты все еще остаешься под властью этих идей. Они преследуют тебя, они все еще имеют над тобой власть, они все еще главенствуют, они все еще имеют решающее значение. Это все еще определяет твою жизнь, хотя ты и занял противоположную позицию; но определяет именно это. Тебе трудно мыться, это напоминает тебе о родителях, которые заставляли тебя мыться каждый день. Теперь ты вообще не моешься.

Кто тобой управляет? По-прежнему родители. Ты так и не смог устранить того, что они с тобой сделали. Это реакция, не бунт.

Что же тогда такое бунт? Бунт — это чистое понимание. Ты просто понимаешь, какова ситуация. Тогда ты больше не одержим невротически чистотой, вот и все. Ты не стремишься быть грязным. В чистоте есть собственная красота. Человек не должен быть ею одержимым, потому что любая одержимость болезненна.

Например, если человек целый день непрерывно моет руки — он невротичен. Мыть руки не плохо, но делать это целыми днями — это безумно. Но если от непрерывного мытья рук ты переходишь к тому, чтобы вообще их не мыть, вообще прекращаешь мыться, тогда снова ты пойман в другого рода безумие, безумие противоположного вида.

Человек понимания моет руки, когда это необходимо. Когда этого не нужно, он этим не одержим. Он просто ведет себя в этом естественно, спонтанно. Он живет разумно, вот и все.

Нет большой разницы между одержимостью и разумом, если только не наблюдать очень пристально. Если тебе попадается на пути змея, и ты отскакиваешь, естественно, ты отскакиваешь из страха. Но этот страх разумен. Если ты неразумен, глуп, то не отпрыгнешь и напрасно подвергнешь жизнь опасности. Разумный человек тут же отскочит — есть змея. Он сделает это из страха, но этот страх разумен, позитивен, основан на инстинкте самосохранения.

Тем не менее, этот страх может стать одержимостью. Например, ты не можешь оставаться дома. Кто знает? Вдруг дом упадет. И действительно, известны случаи, когда дома падали; это не абсолютное заблуждение. Ты можешь привести довод: «Если другие дома упали, почему не может упасть этот?» Теперь ты боишься жить под любой крышей — она может упасть. Это одержимость. Теперь это становится неразумным.