Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости

Джон Кампфнер Свобода на продажу Как мы разбогатели — и лишились независимости

Посвящается Констанс, Алексу и Люси

Перевод с английского Станислава Львовского

издательство Астрель

УДК 327 ББК 66.4(0)

This edition is published by arrangement with David Higham Assosiates Ltd. and Synopsis Literary Agency

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

Кампфнер, Дж.

К18 Свобода на продажу: как мы разбогатели — и лишились независимости / Джон

КАМПФНЕР; пер. с англ. СТАНИСЛАВА ЛЬВОВСКОГО. — М.: Астрель: CORPUS, 2012. — 414, [2] с.

ISBN 978–5-271–44693–1 (ООО «Издательство Астрель»)

УДК 327 ББК 66.4(0)

ISBN 978–5-271–44693–1 (ООО «Издательство Астрель») ISBN 978–985–20–0077–2 (ООО «Харвест») © John Kampfner, 2009

Введение

Почему так многие в мире готовы поступиться свободой в обмен на безопасность или преуспевание? Этим вопросом люди задаются на протяжении многих поколений — от Джона Стюарта Милля до Иеремии Бентама, от Зигмунда Фрейда до Франклина Рузвельта. Нам неизменно объявляют, что выбор здесь очевиден либо ложен. «Те, кто поступается свободой в обмен на толику преходящей безопасности, не заслуживает ни свободы, ни безопасности», — писал Бенджамин Франклин в 1755 году.

Если бы все было так просто! Первая часть моей журналистской карьеры пришлась на 80–е годы, которые я провел в бывшем СССР и других странах, называемых диктатурами. Свобода самовыражения, свобода передвижения и свобода ассоциаций жестко ограничивались. Ограничения эти сказывались на всех аспектах человеческой жизни, различаясь, однако, от страны к стране, от режима к режиму. Недостаток свободы в частной жизни был так же очевиден, как и политически мотивированные ограничения, наложенные на прессу и политическую жизнь. Граждане не имели ни возможности, ни права решать, где им жить, что им покупать, а в некоторых случаях не имели возможности даже выбирать, в какие отношения им вступать. Отличия от Запада, от демократий, вне зависимости от того, насколько последние были совершенны, просматривались очень четко.

Я был очевидцем падения Берлинской стены и распада СССР. Я помню вечер 25 декабря 1991 года, когда над Кремлем был спущен советский флаг и поднят триколор новой России. Я провел тот вечер в компании скульптора Льва Кербеля, лауреата и орденоносца. Кербель родился в 1917 году, в день, когда произошла большевистская революция. Он сделал карьеру, создавая гигантские монументы Ленина и Маркса, установленные повсюду — от Праги до Пхеньяна. Впервые я встретил его осенью 1985 года, в момент торжественного открытия его последнего великого творения, созданного для москвичей — памятника Ленину из мрамора и гранита на Октябрьской площади. Его мастерская была уставлена Лениными и Марксами. Здесь же лежал Сталин, стояли итальянские коммунисты, башкирские поэты, композиторы, солдаты, колхозницы в косынках, символизирующие целеустремленную юность. Стена кухни Кербеля превратилась в книгу посетителей. Вернувшись туда много лет спустя, я увидел, что рядом с моим автографом Борис Ельцин оставил свой.

За чаем и коньяком мы смотрели в небольшой мерцающий экран: по телевизору шел репортаж об этой знаменательной декабрьской ночи, а Кербель вспоминал о системе ограничений, внутри которой существовали он и миллионы советских людей. Он боялся будущего, но в последующие месяцы сравнительно легко вписался в новый мир рынка. Он освоил науку заключения коммерческих контрактов и начал создавать скульптуры для нового поколения олигархов, ваяя их самих либо их жен и любовниц. Его дочери начали работать на американском телевидении, а отдыхать он теперь ездил на Канарские острова.

Идеологическое противостояние, длившееся с эпохи Просвещения, окончилось. Битва между либерализмом и авторитаризмом, расколовшая Европу в XX столетии, была выиграна. Окончание холодной войны и крах коммунизма, согласно предсказанию Фрэнсиса Фукуямы, должны были привести к «концу истории» и к «универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления». Доводы Фукуямы сложнее, чем об этом принято говорить, однако более чем на десятилетие дискуссии о демократии и демократизации оказались сведены к этой простой схеме. В течение этого периода считалось, что политическая и личная свобода, как и гражданские права, тесно связаны с демократией, а демократия, в свою очередь, со свободным рынком. Их соединение является условием не только взаимного процветания, но и просто функционирования.