Свобода по умолчанию (сборник)

В ту же ночь Турбанов вскрыл пакет с одноразовыми телефонами и примерил к одному из них купленную Агатой сим-карту, которую он по-прежнему хранил завёрнутой в носовой платок, в «бабушкином» кармашке, пришитом к белью. Карта подошла, как родная, но так и оставалась пустой. Автоматический запрос в архив сообщений тоже ничего не принёс. Теперь он будет проверять эту карту при любой возможности, каждую ночь и по нескольку раз в день, уверенный, что новости от Агаты вот-вот должны прийти.

Вся следующая неделя выдалась ненастной. В понедельник тяжёлый ливень и ветер обрушили вечнозелёную аркаду, обрамляющую отельный фасад, и администрация задним числом вывесила штормовое предупреждение. Днём Турбанов безвылазно сидел в номере, не понимая, что он здесь делает, а вечерами спускался в ресторан, примыкающий стеклянной стеной к зимнему саду. Как только начинало темнеть, там зажигали оранжевые шары над глянцевитой дубовой стойкой и включали ненавязчивое музыкальное ретро. Клиентов почти не было; разве что какая-нибудь особо важная персона одиноко ужинала за огороженным столиком и два-три телохранителя разной степени массивности, избывая время, топтались у барной стойки и делали вид, что они тут ни при чём. Вот один такой топтун с неожиданной вкрадчивостью приблизился к турбановскому столу и сказал по-русски, что здесь находится очень известный человек, который настаивает на коротком, но крайне важном разговоре наедине. Турбанов привстал, рассеянно оглядываясь по сторонам, и не успел ничего ответить, поэтому его молчание было расценено как согласие: «Не беспокойтесь, к вам сейчас подойдут».

Через минуту из дальней затемнённой части зала не вышел, а выбежал человек лет восьмидесяти или старше, сильно сгорбленный, с головой, втянутой в плечи, однако быстрый и неуловимый, как ртуть. Он сел без церемоний напротив Турбанова и выдержал некоторую паузу, словно давая возможность впечатлиться своим появлением. Наверное, ожидалось, что собеседник если не потеряет дар речи, то как минимум ахнет и вытаращит глаза. Но голодный Турбанов, тихо сожалея о загубленном ужине, спросил по возможности светски:

«Простите, с кем имею честь?»

«При жизни меня звали Борис Березовский. Не помните? Вам это имя ни о чём не говорит?»

Ещё бы он не помнил. Этот человек когда-то возбуждал всеобщую ненависть вперемежку с восхищением. У него была репутация самого первого русского олигарха, всемогущего интригана, создателя президентов, а потом, после бегства в Великобританию, – главного оппозиционера, фигуранта целой дюжины уголовных дел, в конце концов – просто дьявола. Лет пятнадцать назад было объявлено о его странной смерти, самоубийстве или убийстве: на полу ванной комнаты, запертой изнутри, с обрывком ткани на горле, завязанной узлом.

Вот этот человек сидел сейчас за столом перед Турбановым, постаревший, но всё же узнаваемый, как телезвезда.

«Я вас помню. И смерть вашу помню. Как же вам удалось так эффективно умереть?»

«Не без помощи Скотланд-Ярда. Знаете, существует программа защиты свидетеля – без ограничения срока давности. Это была не моя идея, но, как видите, всё удалось».

«А вы не боитесь вот так встречаться с кем попало и засвечивать себя?»

«Ну, во-первых, не с кем попало. Для меня это чрезвычайно существенный разговор. Во-вторых, я знаю, что вы сейчас не ведёте запись и, даже если захотите, не сможете ничего доказать. Простите, у меня свои информаторы и своя техническая разведка. А в-третьих, самое главное – мне известна цель вашего приезда в Лондон, поэтому я вас нашёл».

«Вы правы, я не веду запись, и у меня нет своей разведки. О чём вы хотели поговорить?»

«О том бизнесе, ради которого вас отправили сюда. Скорее всего, вы догадываетесь, что речь идёт о судьбе целой страны. Несколько лет назад я бы даже сказал – об её спасении. Да, с таким вот пафосом… Но сегодня понятно, что страну спасти уже нельзя. Зато можно спасти бизнес».

«Я не занимаюсь бизнесом», – честно сказал Турбанов.

«Позвольте, я поясню. Сергей Терентьевич, вы ведь довольно давно служите по финансовой части. И наверняка вы помните времена, когда некоторые наши банкиры сознательно разоряли собственные банки в свою пользу, перед тем как сбежать навсегда. Приблизительно так же банкротили приватизированные заводы и прочие компании – их бросали, как тяжёлый чемодан с оторванной ручкой: выскрёбывали самое ценное – и бросали. В сущности, я был одним из таких умников. Но мне тогда и в голову не могло прийти то, что придумали нынешние ребята. Они решили, что можно поступить аналогично со всей страной. Если экономика больше не работает, то почему бы с ней не обойтись, как с тем чемоданом? Чего стоит одна только идея чисто русского, православного «конца света». Они собираются закрыть русский проект. Им этот бизнес больше не нужен: прибыль маловата и слишком хлопотно. Осталось только зафиксировать доход и спрятать подальше – а там хоть трава не расти. Это неправильно, я считаю. Мне жаль этот бизнес, и я знаю, что его можно спасти».

«А людей?»