В этот момент тяжелая лапа накрыла место, где он только что находился, царапнув когтем по хвосту. Истерично взвизгнув, Ричи сиганул в зловещее, словно огромный черный рот, отверстие трубы и пулей помчался по ней. Позади зазвучал страшный шелест мягких кошачьих лап.
Норка, норка! Где же она? Он нашел ее по свежему отвалу, состоявшему из темной глины пополам с красной кирпичной пылью, и с размаху влетел в аккуратное круглое отверстие. Что такое? О, ужас! Уже через две длины своего тела Ричи уткнулся мордой в мягкое месиво земли и глины. Нора засыпана! Проклятье!
ПЕСТРЯК!!! Он был вымазан в чем-то буром – в этой самой глине!
У входа норку раздался торжествующий крик Кошки. Жертва попалась!
Пестряк в это время неторопливо пробирался к Дому-под-кучей. Нужно дать Кошке побольше времени – уж больно проворно бежал от нее этот белобочка, у него словно крылья выросли. Ну, ничего, как бы шустер он ни был, от Красотки ему не уйти. Хорошо все-таки он, Пестряк, придумал с этой норой – успел, засыпал почти целиком. У проклятого белого чужака не должно остаться ни шанса выжить, ни шанса. Конечно, Пестряк предпочел бы одолеть его в поединке, но – кто знает? – даже в случае победы не предпочла бы красавица-Овсянка проигравшего? Эти самки – такие непредсказуемые существа. Нет, пусть лучше противника сожрет чудовище, а Пестряк будет здесь совершенно ни при чем. Овсянке ничего не останется, кроме как снова отдать свое сердце ему.
Вперед! Ричи продавливал землю носом, и ожесточенно, всеми четырьмя лапами, выбрасывал ее назад, в морду разъяренному чудовищу. Ужас и гнев придавали ему силы, позволяя вбуриваться в прежний туннель норы со скоростью Крота, причем самого резвого из Кротов. «Убью! Убью! – стучало в голове Ричи. – Подлый предатель! Трус!»
Кошка, не ожидавшая, что добыча проявит такое стремление выжить, рыча от злобы и нетерпения, принялась расширять нору сильными движениями. Время от времени она припадала к земле, засовывая в дыру лапу, но проклятая Крыса все время оказывалась чуть быстрее, успевая зарыться еще глубже и уйти от кинжальных когтей. Красотке ничего не оставалось, как снова приниматься за работу: царапать и отгребать, отгребать и царапать.
Пестряк добрался до Дома-под-кучей и застыл на пороге, усиленно размышляя. «Быть может, подождать еще? – сомневался он. – Вдруг проклятый белобочка еще удирает?» Нет, вряд ли – он был уже совсем близко от западни, когда Пестряк побежал к Дому. Тянуть нельзя – вполне вероятно, что Красотка сожрет белобочку и уберется восвояси, и всю операцию по уничтожению чудовища придется проводить заново. А кто самый быстроногий в клане? Он, Пестряк! Ему и быть следующей приманкой!
Похолодев от этой мысли, Пестряк отбросил сомнения и юркнул в Дом, неся новость томившейся в ожидании крысиной рати.
Все, конец! Ричи с ужасом убедился, что нора уперлась в тупик, в какую-то старую кирпичную кладку. Он докопался до того места, где она и в самом деле должна была кончаться. План Пестряка не удался, но, похоже, ему, Ричи, это не поможет – страшные лапы неутомимой Кошки были ближе с каждым вздохом. А подмоги все не было. Изогнувшись, Ричи повернулся, чтобы встретить смерть достойно, глаза в глаза. Прощай, милая Овсянка!
– Скорее, братья! – вскричал старый Грыз. – Поторопимся, чтобы схватить врага, пока он в западне! Уничтожим кровавого изверга, проклятье крысиного рода!
И серая крысиная рать, вырвавшись из Дома-под-кучей, плотной рекой, состоявшей из оскаленных зубов, вздыбленных загривков и лютой злобы, потекла на смертельную битву.
Ричи завопил, когда острые когти, безжалостно впившись в загривок, поволокли его прочь из норы. Крысенок трепыхался и упирался, но что он мог сделать против бесконечно сильнейшего пушистого убийцы?
Желтые плошки-глаза взглянули в его душу, выпив остатки храбрости. Красотка прижала оцепеневшую жертву к полу, обнажила белые клыки… Еще недавно она собиралась позабавиться с крысой, поиграть с ней, но сейчас кошка была слишком раздражена. Смер-р-ть!
– Быстрее! Быстрее! – занервничал царь, когда из близкого уже горловины трубы донесся жалобный вопль жертвы. – Спасем храбреца-белобочку!
«Поздно, дорогой тесть, слишком поздно!» – удовлетворенно подумал Пестряк, пропуская вперед десяток самых ретивых храбрецов. Сам он не горел желанием первым вступить в битву – его ожидала долгая счастливая жизнь, которой грех было рисковать так неразумно.
Кривые когти, задрожав от напряжения, впились в мягкое тело жертвы. Ричи взвизгнул от огненной боли. У входа в трубу раздался какой-то шум, похожий на шелест тысячи листьев. Последнее, что Ричи увидел, прежде чем его голова треснула под длинными белыми клыками зверя, были серые шеренги клана Пискунов, ворвавшиеся в узкую горловину трубы.