Свобода совести

сматривали, но исключая Грецию) можно отнести к категории de facto светских, поскольку они мировоззренчески нейтральны, декларируют свободу совести и вероисповедания в конституциях, иных законодательных актах и реально её обеспечивают. Конечно, степень светскости не везде оказывается одинаковой, но ни одно государство (разумеется, исключая Ватикан) не строит свою внешнюю и внутреннюю политику под непосредственным влиянием той или иной религиозной организации и исходя в первую очередь из её интересов. Религия всё в большей степени становится частным делом. Об этом свидетельствует, например, отказ депутатов Европарламента включить в Конституцию Европейского Союза (одобрена в 2004 г.) упоминание о Боге и христианских корнях цивилизации континента, на чем настаивал Ватикан, ограничившись ссылкой на «культурное, гуманистическое и религиозное наследие Европы». Однако всё сказанное выше, на наш взгляд, вовсе не означает удаления религиозных организаций из общественной жизни, их дискриминации, как это иногда считается. Светскость государства лишь указывает на существование совершенно определённых современных реалий, которые теперь оформлены и законодательно, в рамках которых религиозные организации через общепринятые демократические процедуры могут высказывать и отстаивать свою точку зрения, предлагать её обществу, при отсутствии стремления получить какие-либо преимущества.

Исследователи единодушно констатируют многообразие конкретных форм и путей осуществления взаимоотношений между государством и религиозными организациями. Обычно выделяются: 1) модель отделения (Франция, Нидерланды, Венгрия, США); 2) модель государственной церкви (Англия, Греция, Дания, Норвегия, Исландия); 3) модель сотрудничества (Испания, Италия, Германия, Польша). Вторая модель, безраздельно господствовавшая на протяжении многих столетий, постепенно уходит в прошлое. Свидетельством тому может служить, например, отделение Церкви Швеции от государства (2000), достижение Церковью Англии в последние десятилетия гораздо большей религиозной свободы по сравнению с предшествующим периодом, вплоть до заявлений архиепископа Кентерберийского Р. Уильямса о намерении добиваться в перспективе её полной самостоятельности.

Первую модель, видимо, следует признать оптимальной, но в ближайшее время пока что неосуществимой. Но движение в направлении постепенного перехода к первой модели наблюдается вполне отчётливое. Показательно, что в выработанных на встрече ОБСЕ по свободе религии и вероисповедания в Вене рекомендациях (17-18 июля 2003 г.) подчёркивается, что в тех странах ОБСЕ, где от

194

сутствует узаконенная иерархия религиозных организаций, следует воздержаться от её введения, а где она всё-таки введена — отменить во избежание усиления дискриминационных тенденций. Однако и в с/гранах второй и третьей моделей, хотя и не существует равенства религиозных организаций, но есть политическое и гражданское равенство их приверженцев, возможность менять убеждения, гарантии свободного выбора как между различными религиями, так и между религиозным и нерелигиозным мировоззрением. Наличествует значительное число международных правовых актов по вопросам свободы совести и убеждений. Изменились и позиции самих церквей, пошедших по пути смягчения эксклюзивизма. Всё это позволяет со значительной долей оптимизма смотреть в будущее.

Глава 9. Веротерпимость и её пределы в России (X — начало XX в.)

Всерьёз говорить о проблемах, связанных с возможностью исповедания или неисповедания какой-либо религии применительно к России можно с 988 г. — официальной даты Крещения Руси. До этого момента восточнославянское язычество, в определённой степени имевшее характер государственной идеологии, но не обладавшее экс-клюзивистским потенциалом, и другие религии — прежде всего интенсивно распространявшееся христианство, достаточно мирно уживались друг с другом. В Киеве и Новгороде в X в. уже существовали христианские церкви. В Киеве, который слыл центром талмудической образованности, имелась большая синагога и «Жидовские ворота». При заключении в 945 г. договора с Византией часть дружинников князя Игоря (912-945) во главе с ним самим, согласно «Повести временных лет» (XI-XII вв.), клялась на холме, где стоял Перун, а «христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи». В самом тексте договора упоминались как русские, уже принявшие крещение, так и некрещёные. Всё это свидетельствует не только о значительном прогрессе в распространении христианства на Руси (в договоре 911 г. с Византией понятие «христианин» отождествлялось ещё исключительно с греками), но и о возможности достаточно свободного избрания религии, по крайней мере, княжескими дружинниками.