Свобода строгого режима. Записки адвоката

Мошенник, ослепленный собственным талантом обосновывать необоснуемое, воспринял новых соседей по новой жизни как скопление тех же лохов, только очень злых и примитивных. Это восприятие спустя уже неделю заключения заставило Славу окончательно обнаглеть и расслабиться. Камерных быков Слава начал называть «лошарами», что моментально вернулось Раппопорту пацанской предъявой. Слава перед лицом возмездия пояснил спортсменам, что «лошара» – это такая маленькая лошадка скандинавского эпоса – символ скорости, мужества и плодородия. Последняя ипостась была выражена мошенником непечатно-смачно, что вконец развеяло все претензии к Раппопорту. Единственное, к чему Слава привык не сразу, так это к отказу от неполиткорректных слов: чувствуешь, сзади, чепуха, впросак, место, очередь и так далее, – что в тюремном контексте имело похабную подоплеку. Но и здесь Слава не терялся. Однажды для профилактики его забросили в пресс-хату: три атлета, натасканные операми, парочка нечистых на руку клерков – пассажиров случайных, тихих и почти безмолвных. За Славу взялись на совесть. Бить в тюрьме нельзя – не по понятиям, но случается всякое. Основная задача – держать человека в постоянном животном страхе лютой экзекуции за каждое «неправильное» слово, неверный шаг и даже за трусы короче семейных. Специалистов подводить хрен к носу, с черными поясами и кэмээсами хоть отбавляй. Слава потерял аппетит, не слезал со шконки, расчесывая свою обострившуюся от нервяков экзему. И месяца не прошло, как Раппопорт уже всерьез подумывал идти сдаваться следствию, лишь бы сорваться от своих недобрых попутчиков.

На очередной прогулке Слава робко курил под колючкой с менеджером Васей, жалуясь на невзгоды бытия. Рядом приседал боксер Вова с погонялом Булочник, оперской до носков.

– Вот почти уже год сижу, – вздохнул Слава. – А никак не могу одуплиться.

– Ты сейчас чего сказал? – Булочник пружиной вынырнул между Раппопортом и Васей.

– Володь, ну, эта… Ну, то, что не одуплился я еще, – лепетал Слава, прикидывая, где он дал маху.

– Мы в тюрьме сидим, а ты здесь такие слова кидаешь. Я с тебя как с понимающего спрашивать буду!

– За что? – ужаснулся мошенник.

– Знаешь, что такое одупляться?

– Нет, – развел руками Раппопорт.

– Одупляться – это в ж… Почему мы – порядочные арестанты должны терпеть твои косяки?

На повышенный тон и отдельно расслышанные слова подтянулся остальной состав сучьей сборной. Ашот, стрелок из кингисеппской братвы, вломивший подельников, хрустнул позвонками, разминая шею и, окинув Славу презрительным взглядом, гордо поделился с публикой: «А я, как присел, только через три года одуплился».

– А я еще на малолетке, – признался второй качок.

Слава понял, что он их сделал.

– Так, вы чего, – расправив плечи, взревел мошенник. – Получается, пидоры!

– Что ты сказал? – заревел Ашот. – Я тебе, сука, сейчас кадык вырву!

– Пацаны! Хотя какие вы пацаны? Петушата, не кипешуйте. Это кореш ваш лепший слил, с ним и разбирайтесь, кто пидор, кто сидор. Но, чтобы вконец с вами не зафаршмачиться, давайте кушать отдельно. Как ни как, в тюрьме сидим, – сплюнул Слава и ушел в сторону.

Через час хату разбросали. Раппопорт задышал ровно, но следствию все-таки сдался.

Через четыре года он, чужой и забвенный, возвращался в столицу на перекладных электричках. Чтобы вернуться в свой прежний мир, нужны были подъемные, которых не было. Временное пристанище Слава нашел у бывшего сокамерника – отставного генерала танковых войск, год отсидевшего за незаконное переоформление под коттеджное строительство танкового полигона. Генеральская форма Раппопорту пришлась к лицу. Через пару дней размышлений Слава решил начать с автомобильного бизнеса.

И вот, неделю спустя, Раппопорт в форме генерал-лейтенанта танковых войск гонял воздух возле ворот с большими выпуклыми звездами воинской части, какой именно – Слава имел очень мутное представление. В руках мошенник держал кожаный портфель, перехваченный двумя ремнями с застежками. Пять минут ожидания, и у ворот остановился новенький черный «Порш Кайен», загруженный тремя чеченцами. Но из машины вышел только один, косолапой походкой борца приблизившись к Раппопорту.

– Здравыя жылаю! – медленно проковеркал чечен, протягивая руку.

– Привет, – Раппопорт смотрел сквозь него на машину. – Эх, жалко, что черный. Дочка-то серебристый просила.

– Зато кожа белый, как кокос. Фарш лымытированный. На заказ два таких делали – мне и Рамзану! Один в Москве, другой в Гудермесе, – причмокнул чечен.

– Видел я ваш Гудермес из бомболюка, – не удержался Слава, не постеснявшись своих танковых шевронов.

– Ты берешь или нэт? – рыкнул борец.

– Подвинешься по цене? – прищурился мошенник.

– Нэт. Мы же с тобой все обсудили.

– Дочка-то серебристый хотела… Ну, коль, обсудили… И опять-таки слово офицера ведь тоже не хрен собачий, – рассуждал себе под нос Слава. – Сейчас только загоним на ремзону. Ребята ее посмотрят, и по рукам ударим. Потом и обмоем у меня в кабинете. Приглашай своих бойцов!

– Мы не пьем!

– Айран Байран?

– Деньги с тобой?

– Со мной! – Раппопорт крепко сжал портфель.