Свобода в подарок (СИ)

Сквозь стенки ящика, в который его упаковали, проходили звуки. Он слышал короткие переговоры, слышал шум мотора, ощущал, что машина движется. но даже его обостренный страхом слух не мог различить смысла фраз, что там произносились. Возможно, смысл оставался непонятен, потому что велись кодированные переговоры, а может, просто стресс мешал мыслить? Трудно сказать. Но полная беззащитность и уязвимость была ужасна, и паника набирала обороты.

Машина делала остановки несколько раз, ему уже стало казаться бесконечным это вечное движение. И тут наконец автомобиль остановился окончательно. Он понял это по тому, что ящик с ним подняли и вынесли куда-то.

Приехали. От осознания этого сердце заколотилось с удвоенной силой. Солодухин примерно понимал, что его похитили с какой-то целью. И раз не убили сразу, значит, будут требовать выкуп, или что-то в этом роде. Это давало надежду, он даже готов был торговаться, хоть и страшно было до ус*ру. Но это все-таки напоминало деловые переговоры.

Но кто? Кто? Пока ящик вскрывали, он усиленно перебирал в мозгу, когда кому из криминальных авторитетов (ибо больше некому такое вытворить!) дорогу перешел, с кем теперь придется иметь дело, заранее пытаясь обдумать, что говорить. Кто-то развел его как пацана. И этот кто-то был слишком хорошо осведомлен о его планах. Значить предатель в его ближайшем окружении?! О, сейчас он клялся себе, что если выберется отсюда, пустит говнюка на колбасу. Впрочем, следовало еще выбраться, а для этого надо собраться и соображать быстро.

Внутри ему было душно, от страха Евгений Петрович вспотел как мышь, а отвратительная липкая лента, закрывавшая пол лица, причиняла ему даже больше неудобства, чем связанные и затекшие к чертям руки и ноги. Между тем, ящик споро вскрыли, он сразу почувствовал прохладу снаружи.

Началось. Теперь то он узнает, в чем дело.

Из ящика его вытряхнули, взрезали часть опутывавшего его скотча и поставили на колени. Руки так и остались стянуты за спиной, липкая лента по-прежнему закрывала рот и глаза. Оказавшись на земле, он невольно поежился, новая волна страха поползла по позвоночнику. Время словно остановилось.

Какое-то время ничего не происходило, он слышал возню, шаги. И ничего.

Почему?

Почему?? Почему они ничего не…

В этот момент произошли две вещи. Кто-то, подошедший сзади отодрал липучку, которая закрывала глаза. Больно! Наверняка он оставил на той гадкой ленте часть своих ресниц и бровей. Но в тот момент Солодухин боли не почувствовал. Он получил возможность видеть.

Взгляд его сразу же охватил темное пространство заброшенного цеха, это только добавило паники. потом остановился на человеке что приближался к нему спереди, медленно ступая по усыпанному строительным мусором полу.

Высокие шнурованные ботинки, здоровенная овчарка рядом.

Адуховский…

Евгений Петрович онемел, глядя на него застывшими от ужаса глазами.

Тот приблизился, спросил ровно, негромко:

— Ты утверждаешь, что я садист?

Солодухин тут же затряс головой, пытаясь отрицать. Глеб Адуховский чуть заметно усмехнулся углом рта, проговорил ласково:

— Ты прав. Я садист.

глава 18

Что такое настоящий страх, Евгений Петрович понял только сейчас. То, что Адуховский садист, раньше было для него чем-то абстрактным, он воспользовался этими сведениями, не придавая особого значения. Чтобы попугать глупую маленькую девчонку. Но теперь, когда в темном заброшенном ангаре, все стало жуткой реальностью, он вдруг понял, что попросту не выйдет отсюда.

Этот человек, с каменным лицом, разглядывавший его, вызывал животный ужас, от которого можно валяться в собственных испражнениях и не замечать ничего. Потому что дико страшно. Но еще больше его пугала собака, стоявшая рядом с садистом без единого звука. Казалось, глаза у нее человеческие, и в этих глазах он чувствовал свою смерть. Он не смел шевельнуться, чтобы собака не бросилась.

Впрочем, апофеоз кошмара начался, когда Адуховский стал взрезать длинным и широким ножом одежду на его груди. Евгений Петрович забился и завизжал, вернее, пытался завизжать — клейкая лента заклевала рот, оттуда вырывались только сдавленные стоны и судорожное дыхание. Глаза закатывались и косили от ужаса.

* * *

Видя, что Солодухин дошел до точки, Глеб отодрал скотч от его рта. Тот сразу стал истерически вопить, захлебываясь и давясь судорожными рыданиями. Молил пощадить его. Обещал что угодно. Что угодно за свою жизнь. За то, что его не тронут.

В такие моменты и проявляется сущность человека. Иные могут перетерпеть любые пытки, но не предадут себя, иные…

Глеб не собирался пытать его. Ему нужно было просто напугать Солодухина, потому что управлять подобными людьми можно только силой и страхом. Напугать так, чтобы тот забыл себя от ужаса.