Свобода в СССР

«Демократы» пытались выстроить вокруг «Нового мира» клубную сеть с неофициальными обсуждениями, в которых принимали участие и известные, статусные фигуры, и молодежь, и такие идеологи, как Р. Медведев, Л. Карпинский, М. Гефтер и др. Эти же люди станут участниками аналогичных обсуждений второй половины 80–х гг. – уже более результативных в силу изменения общеполитической ситуации.

Старые либералы отстаивали лишь свое право нести во тьме свечу культуры. Не таковы были новые либералы. Г.Г. Водолазов вспоминает о размежевании в прогрессистах второй половины 60–х гг.: «К «демократам» мы относили тех, кто уповал на «народную самодеятельность», на «низовую, массовую демократию». В «либералах» у нас ходили те, кто иронизировал над возможностями «кухарок» участвовать в управлении государством, делал ставку на «элиту», на «избранных» и уже тогда вовсю «тусовался» с покрытыми легкой пленкой либерального лака широко мыслящими кремлевскими спичрайтерами и другими диссиденствующими из высоких кабинетов. «Новый мир» и был той территорией, где, гонимые властью, собирались и те, и другие, и, слегка переругиваясь друг с другом, обличали бюрократию, деспотизм, и — каждый на свой манер — вели просветительскую работу. Мы, разумеется, были «демократами» и были убеждены, что если, на обломках Забора к власти придут «либералы», то ничего путного для общества не произойдет: просто один наднародный олигархический режим сменится другим – не столь, конечно, кровавым, но столь же не–демократичным. Это наше ощущение тех лет получило полное подтверждение в перестроечные и постперестроечные годы»[425].

На советских либералов Г. Водолазов намекал и в своей книге «От Чернышевского к Плеханову», имея в виду и своих оппонентов среди прогрессистов:

«Кто не знает, как строить, тому лучше не приниматься за разрушение. Так хоть какой–никакой, а домишко стоит; и худо–бедно, а живут в нем люди, какая–никакая, а все–таки крыша над головой, да и не так холодно, как на улице. А подожги его бестолковый человек — и сам будет мерзнуть на пепелище и других разорит; а тут еще найдется какой–нибудь предприимчивый деятель — да вместо дома построит что–нибудь вроде свинарника, да и поселит туда погорельцев, да за это еще с них три шкуры будет драть…»[426] (А что? Не предвидение ли это картины деятельности наших «либералов» в эпоху «перестройки» и «демократических реформ»?). И так далее, и так далее — все о том же и о том же — кто виноват и что делать? – и не в XIX веке, а здесь и сейчас.

Книга моя хорошо была понята и друзьями, и, конечно же, врагами. В «Вопросах литературы» появилась на нее рецензия–донос под выразительным заголовком «Далекие аналогии». Володя Лакшин (мы с ним стали потом и до конца его жизни были «на ты») возражал мне, что с моей «узкой» программой журнал был бы закрыт немедленно, а так — именно широта и некоторая размытость его идейной палитры позволяла ему держаться несколько лет. Я не соглашался, доказывая, что именно «интеллектуальное пижонство», дешевое фрондерство «либеральных» авторов журнала, их неопасные для Системы, но очень болезненные для отдельных сановников втыкания булавочек и шпилек в их мягкие места — именно эти штучки вызывали особое, личное раздражение представителей номенклатуры…»[427]

Теперь уже и реформисты делились на «наших» и «не наших»: «На литературно–критической и научной новомировской территории нашими были Михаил Лифшиц, Игорь Виноградов, Юрий Буртин, Игорь Дедков, Евгений Плимак, Александр Лебедев, Игорь Сац… Нам представлялось, что новомировцы либерального толка теснят наших единомышленников, и мы, молодые «демократы», молодые друзья «Нового мира» (может быть, несколько прямолинейно и наивно) видели свою задачу в том, чтобы по мере сил и возможностей способствовать превращению «Нового мира» в журнал последовательно «демократического» направления и ничего не имели бы против раскола с «либералами». Нам хотелось, чтобы в «Новом мире» не было ничего от либеральных тусовок самовлюбленных, обладающих титаническим самоуважением, празднословных столичных «интеллектуалов», «интеллектуальных пижонов» (ну, вроде нынешних завсегдатаев телевизионных пресс–клубов). Мы хотели, чтобы «Новый мир» был интеллектуальным и организационным центром «демократической», нацеленной на коренные социальные и политические преобразования партией. Мы хотели, чтобы «Новый мир» Твардовского был наследником некрасовского «Современника» и чтобы в нем были свои Чернышевские, Добролюбовы, Писаревы, Шелгуновы – короче, чтобы он был журналом современной революционной демократии (понимая «революционность» не столько как вооруженно–кровавую борьбу, сколько как процесс коренного изменения существующего общественного строя, слома диктатуры партийно–государственной бюрократии и установления действительного народовластия)»[428].