Первое утверждение Дэвидсон обосновывает с помощью анализа серии примеров. Так, он прибегает к следующему примеру: я переключил выключатель, включил свет и осветил комнату, не зная, что тем самым информировал грабителя о том, что я дома. Философ замечает, что включение света – это действие, но информирование грабителя – нет. У действия есть способ рационализации с помощью основного мотива, желания осветить комнату, и убеждения, что переключение выключателя приведет к этому. Информирование грабителя не имеет такой рационализации. Дэвидсон замечает, что иногда для рационализации используется только мотивирующее желание. Он считает, что в таких случаях мотивирующее убеждение просто подразумевается. Знание основного мотива рационализует действие, так как оно показывает его телеологическую направленность. «В свете основного мотива действие предстает соответствующим определенным качествам агента (долгосрочным или краткосрочным, характерным для него или нет), и агент представляется в качестве Рационального Животного» [Davidson 1980, 8]. Но на каком основании автор считает, что основные мотивы являются причинами действий?
Ссылка на основной мотив является способом объяснения действия. Это объяснение рационализует действие, показывая, что оно соответствует интенциям агента. Но это не означает, что объяснение с помощью ссылки на основной мотив является только рационализацией. Более того, есть основание считать, что объяснение с помощью ссылки на основной мотив является также каузальным объяснением. Таким основанием служит гипотетическая возможность случаев, в которых есть основной мотив, рационализующий действие, есть действие, и тем не менее это действие выполняется по другой причине. «Сущностью отношения между действием и основным мотивом, который его объясняет, служит то, что основной мотив
Для примера возьмем случай, когда человек
Дэвидсон предлагает несколько ответов на АЛС. Во-первых, он указывает на то, что, например, истинность высказывания «Я хотел передать соль» вовсе не влечет за собой истинность высказывания «Я передал соль». Я мог хотеть, но не передать. Между этими событиями нет необходимого следования. Во-вторых, что более важно, событие, которое определяет истинность высказывания «Я передал соль», не является интенциональным объектом в высказывании «Я хотел передать соль». Ведь если я передал соль, то сделал это каким-то определенным образом, в какой-то конкретный момент. А желание могло быть реализовано почти бесконечным числом конкретных физических действий. Я мог бы передать соль сидя или стоя, правой или левой рукой, из рук в руки или бросив солонку гостю через весь стол. Учитывая такие различия желаний и реализующих действий, оправданно утверждать их логическую независимость и допустимость использования первых для объяснения вторых [Davidson 2006a, 25].
Дэвидсон считает, что логическая зависимость не существует между желаниями и действиями, но может существовать между некоторыми их описаниями. Как, например, в случае с высказыванием «причина пожара стала причиной пожара». Но всегда можно дать другие описания. Можно найти описания ментального без логической связи с действием. Как, например, в предложении «разожженный костер стал причиной пожара». Стандартной языковой практикой является описание события с помощью указания на причину. Но «описывать событие в терминах его причины – не то же самое, что объединять событие и его причину, и объяснение с помощью такого описания не исключает каузальное объяснение» [Davidson 1980, 14]. То есть можно «получение травмы» описать как «лучевой ожог». Но, по мнению Дэвидсона, из практики подобных описаний не следует то, что они указывают на одно и то же событие. Таким же образом, по его мнению, из отсутствия психофизических законов не следует, что между основными мотивами и действиями нет каузальной связи.