Читаем Свобода выбора полностью

— Миленькие вы мои папуасы! Я, Бахметьев Ка эН, спешу к вам, я уже всем сердцем с вами, но океан большой, небо еще больше, и я не знаю, каким следует считать тот океан, который подо мной, — он уже Тихий или все еще Индийский? Я не знаю, в каком я нахожусь небе, — пролетел я международную границу перемены календарной даты или все еще не пролетел? Не знаю — в атмосфере я лечу или в космосе? Но все равно: я русский человек и лечу к вам, мне больше не к кому лететь. Ведь у вас с Россией давно сложились хорошие и даже прекрасные исторические отношения! Вспомните Николая Николаевича Миклуху-Маклая — он лечил вас от разных недугов. Вспомните, дорогие мои, адмирала Михаила Петровича Лазарева! Михаил Петрович открыл ваши собственные острова в группе Туамиту, а также цепь Радак в Маршалловых островах. Заодно он открыл и материк Антарктиду, и теперь вы вполне можете считать, что вы тоже открывали тот огромный и ледовый материк, толщина льда — два километра. Это вам не баран чихнул, это вам, приэкваторным жителям, трудно представить. И мне тоже! Теперь подумайте: если бы Николай Николаевич не вылечил иных ваших бабушек-дедушек, можно с уверенностью сказать, что многих из вас сегодня не было бы на свете, а, если бы Михаил Петрович не открыл и не нанес бы вас на географическую карту, вы бы и до сих пор могли оставаться неоткрытыми! Но едва ли не самый главный герой, о ком я должен вас информировать, — это Павел Александрович Бахметев. Обратите внимание: мы однофамильцы, только я — Бахметьев Константин Николаевич с мягким знаком, а он, Павел Александрович, — без мягкого. Но я давно уже простил ему этот недостаток и искренне его полюбил. У кого из нас от природы нет недостатков? Вспомните, как Павел Александрович устраивал на одном из ваших островов коммунистическую коммуну. И это еще не все: он был прототипом нашего Рахметова из романа Николая Гавриловича Чернышевского под названием «Что делать?». Обратите внимание — это вечный вопрос, с этим же вопросом лечу к вам и я, в надежде, что с кем, с кем, а с вами то мне удастся его решить! Хотя бы — частично! По прибытии я еще и еще расскажу вам о Павле Александровиче, я уверен, что это будет увлекательный рассказ, а может быть, и увлекательная лекция (несмотря на то что ни разу в жизни нигде и никогда я не читал лекций). Однако мне крайне необходимо приземлиться на одном из ваших коралловых островов, на том, где Павел Александрович устраивал коммунизм. Как только я приземлюсь, как только прочитаю лекцию, мы тут же и провернем какое-нибудь общественное мероприятие! Я на этом свете, слава Богу, пожил, я понимаю в мероприятиях. К тому же, учтите, у меня имеются очень перспективные знакомства. В частности, можно сказать, родственные отношения с Бахметьевым П. И. (Порфирий Иванович), с автором анабиоза. Великий человек, и при его содействии вполне возможно будет всему народонаселению вашего кораллового и прекрасного острова погрузиться в анабиоз. Скажем, лет на пятьдесят. Скажем, лет на сто. Ну а по истечении срока снова восстановиться в текущей жизни и тем самым сохранить современную папуасскую культуру для цивилизации, которая к тому времени крайне будет в этом нуждаться! Я, как русский человек с собственным сердцем, не член «Памяти», вообще не член какой-либо партии, зато поживший в разных отечественных качествах, готов вам помочь! Не сомневайтесь: готов, готов! Сделайте же мне, пожалуйста, какой-нибудь сигнал, чтобы я знал, куда приземлиться! Передо мной в неизвестном океане множество неизвестных островов, один красивее другого, но я все равно не знаю — где вы? На каком из островов меня ждут больше всего? Сделайте мне сигнал!

И действительно, с одного из островов, очень красивого — почти правильный круг, — стал подниматься голубой столб дыма, тоже строгой формы, очень напоминающий Ростральную колонну…

— Вижу, вижу! Реагирую! Ориентируюсь! — громко закричал Бахметьев К. Н. — Спасибо, спасибо, дорогие мои папуасы! Какие вы, в самом деле, вежливые! Какие гостеприимные! Я — вижу ваш сигнал, я к вам приземляюсь. Я отчетливо чувствую земное притяжение! Уже!

Уроки правнука Вовки

Маленькая повесть

Вовкины родители старательно готовились к продолжительной поездке за рубежи отечества.

Они не скрывали, что отечественные дни им осточертели, что гораздо более интересна Европа, в которой они прожили (по долгу службы) два года: 1994-й и 1995-й.

Они прекрасно знали, что нужно с собой брать, что брать не нужно.

Зонтики, например, нужно, они все равно заграничные, а в обуви надо ехать в старой, еще советской, чтобы за рубежом ее не жалко было выбросить к чертовой матери и купить новую, пусть и не самой последней моды: в России все равно никто этой устарелости не заметит. Народ у нас стал просвещенным, но не в такой уж степени.

У Полесских было двое детей: дочь Людочка, сын Вовка. Людочка была в свое время предусмотрена, была, по-советски сказать, плановой, а вот Вовка, тот оказался совершенно случайным. Захотел родиться — и родился.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. XX век

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Марево
Марево

Клюшников, Виктор Петрович (1841–1892) — беллетрист. Родом из дворян Гжатского уезда. В детстве находился под влиянием дяди своего, Ивана Петровича К. (см. соотв. статью). Учился в 4-й московской гимназии, где преподаватель русского языка, поэт В. И. Красов, развил в нем вкус к литературным занятиям, и на естественном факультете московского университета. Недолго послужив в сенате, К. обратил на себя внимание напечатанным в 1864 г. в "Русском Вестнике" романом "Марево". Это — одно из наиболее резких "антинигилистических" произведений того времени. Движение 60-х гг. казалось К. полным противоречий, дрянных и низменных деяний, а его герои — честолюбцами, ищущими лишь личной славы и выгоды. Роман вызвал ряд резких отзывов, из которых особенной едкостью отличалась статья Писарева, называвшего автора "с позволения сказать г-н Клюшников". Кроме "Русского Вестника", К. сотрудничал в "Московских Ведомостях", "Литературной Библиотеке" Богушевича и "Заре" Кашпирева. В 1870 г. он был приглашен в редакторы только что основанной "Нивы". В 1876 г. он оставил "Ниву" и затеял собственный иллюстрированный журнал "Кругозор", на издании которого разорился; позже заведовал одним из отделов "Московских Ведомостей", а затем перешел в "Русский Вестник", который и редактировал до 1887 г., когда снова стал редактором "Нивы". Из беллетристических его произведений выдаются еще "Немая", "Большие корабли", "Цыгане", "Немарево", "Барышни и барыни", "Danse macabre", a также повести для юношества "Другая жизнь" и "Государь Отрок". Он же редактировал трехтомный "Всенаучный (энциклопедический) словарь", составлявший приложение к "Кругозору" (СПб., 1876 г. и сл.).Роман В.П.Клюшникова "Марево" - одно из наиболее резких противонигилистических произведений 60-х годов XIX века. Его герои - честолюбцы, ищущие лишь личной славы и выгоды. Роман вызвал ряд резких отзывов, из которых особенной едкостью отличалась статья Писарева.

Виктор Петрович Клюшников

Русская классическая проза
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее