Свобода выбора

— Надо… Но это же совсем не трудно… Так вот, идем мы, значит, со своими корзинками, один домик проходим, другой, третий, десятый, а около каждого обязательно стоит скамейка. По-другому — лавочка.

— Для чего стоит?

— Чтобы, кто хочет, мог присесть, отдохнуть. С соседом чтобы поговорить. Вот и мы на каждый пятнадцатой или двадцатой лавочке отдыхать садимся. Отдыхаем. Разговариваем.

— Все, наверное, переговорили? Все-все?

— Не помню уже… Но не молчали, нет. Разговор непременно находился. Обязательно!.. Как сейчас помню — находился.

Помолчав, Вовка сказал:

— Мы в школе за один урок изучили картошку, лен и хлопчатник… А ты разводишь, разводишь. Конца-краю не видать.

— Тебе не интересно?

— Буза это все… Ну какое мне дело, какого цвета у картошки цветочки? Буза… Когда я картошку ем, я что, о цветочках картофельных, что ли, думаю?

— О чем же ты думаешь?

— Чтобы вкуснее было. И — полезнее. Скажи, может человек прожить на одной картошке?

У Юрия Юрьевича ответ оказался под рукой:

— Чтобы картофелем заполнить дневной человеческий рацион — белковый и в калориях, — надо съесть десять килограммов картофеля.

— Вот как? — заинтересовался Вовка. — Вот как в природе глупо устроено: рацион обязательно должен состоять из разных пищевых продуктов. А — не проще ли было съесть, скажем, две буханки хлеба и потом ни о чем весь день не заботиться… Это все потому, что природа не думает.

Юрий Юрьевич взвился:

— Природа думает! Еще как!

Вовка пошел на компромисс:

— Ладно, ладно… Я не хочу, чтобы ты, демократ, всерьез завелся. Ладно уж! Природа думает! Не хуже тебя!

Спать ложились и правнук, и прадед в состоянии мира.

Вовка лицом в подушку уткнулся, в ту же секунду послышалось: хмш… хмш… хмш…

Уснул…

*

А Юрию Юрьевичу не спалось, он думал, почему это Вовке всякого рода знания вот как нужны, но они ему не интересны и скучны, а ему, Юрию Юрьевичу, и жить-то осталось, ну, год, ну, два, а его хлебом не корми — еще и еще что-нибудь узнать? Он насчет картофеля уже начитался и доволен, будто важное дело сделал.

Почему так?

Если бы записать все-все, что он знает, какая бы книга получилась! Сколько толстых томов? Но во всем свете нет автора всех своих знаний. И не будет. Это во все времена было невозможно… Ни один человек не знает, не отдает себе отчета во всем том, что он знает, что узнал и постиг на своем веку…

Так, размышляя о том о сем, Юрий Юрьевич чувствовал, что мысль его вот-вот снова вернется к Вовке.

И она вернулась: почему это Вовка — злой? Грубый? Ласкового слова от него не услышишь? Юрий Юрьевич уж как старается — изо всех своих стариковских силенок! Разве Юрий Юрьевич не заслужил? Он сосчитал — шесть поколений фамилии Подлесских он поддерживал своими трудами и усердиями: свою бабушку (деда он не помнил: дед его был убит на гражданской войне) — это раз, своих родителей — два, себя и свою жену — три, своих детей — четыре, внуков — пять, а вот теперь и правнука Вовку — шесть! Кем только он не работал, как только не старался! Студентом был — и в то же время ночным сторожем. Ледяные катки научился заливать через шланги — очень хороший был осенний приработок; ни одни студенческие каникулы не провел просто так, в отдыхе, обязательно на какой-нибудь работе — чертежной, корректорской, а то шел каменщиком на стройку. Не мог он оставаться без работы хотя бы два-три дня, не мог не думать о своих близких: как-то они без его помощи?

А — Вовка?

Ну, сегодня он еще малый и нет в нем признаков какой-то заботливости о ком-то другом, кроме самого себя. Но когда переживет переходный возраст, тогда, дай-то Бог, что-то в нем изменится. К лучшему. А если Бог не даст, не изменится?! Похоже, не даст…

Ну а пока Вовка — лодырь и грубиян, грубиян и лодырь. «Значит, у тебя тоже были родители?» Сказал и зевнул.

Сказать — это он умеет и знает, но в магазин за хлебом сбегать его уже нет, принципиально не может быть. Чуть промелькнет, что его куда-нибудь могут послать отец или мать, дед или прадед, — а его уже и нет, он уже сгинул.

Зато обидеть кого-то из взрослых ему страсть интересно. Тут на днях (Юрий Юрьевич не знает даже, стоит ли вспоминать) произошел один случай.

*

Юрий Юрьевич вернулся из туалета слегка повеселевший. Он страдал запорами.

Вовка сидел за столом, делал уроки, а тут поднял голову и сказал (очень серьезно):

— Ну? Управился? Успешно? Поздравляю! От души!

Юрий Юрьевич опешил, хотел что-нибудь в таком же духе ответить Вовке, но тот сидел склонившись над тетрадкой и с карандашом в руке. Такой серьезный, такой вдумчивый, нельзя ему было мешать.

Юрий Юрьевич не помешал.

Но на другой день, обгладывая ножку Буша, Вовка снова спросил:

— Ну как, дедка? Здорово я тебя вчера поддел?

Юрий Юрьевич сделал вид, что не понял:

— Когда? По какому случаю?

— Будто не понимаешь? Ну, насчет сортира?

И тут Вовка рассказал историю, которая происходила у них в классе.

У них учился мальчик — хорошо учился, но страдал недержанием и по нескольку раз на день поднимал руку, просил учительницу разрешить ему из класса выйти.