Свобода

Недавно Патти предложила Уолтеру в качестве лекарства против гнева слушать радио за рулем, но, с его точки зрения, оно само по себе было свидетельством того, что ни один американец не задумывается о скорой гибели планеты. Разумеется, все радиостанции, и светские, и религиозные, активно поддерживали разрушение; музыкальные каналы продолжали шуметь по пустякам, а Национальное общественное радио — тем более. «Горное радио» и «Домик в прерии» веселились, и, с точки зрения Уолтера, это был пир во время чумы. Хуже всего были «Воскресное утро» и «Все схвачено». Новости по Национальному радио, хоть и в кои-то веки либерального толка, стали рупором правоцентристской идеологии свободного рынка. Они расценивали малейшее замедление экономического роста страны как катастрофу и попусту растрачивали драгоценные минуты утреннего и вечернего эфира — минуты, когда нужно было бить в набат по поводу перенаселения и массового вымирания видов, — на патологически серьезные рассуждения о литературе и музыкальных вывертах вроде «Орехового сюрприза».

А взять, к примеру, телевидение. Все равно что радио, только в десять раз хуже. Уолтер считал, что страна, которая внимательно следит за надуманными перипетиями «Американского идола», тогда как мир летит в тартарары, достойна своего кошмарного будущего.

Разумеется, Уолтер понимал, что это недостойные чувства — хотя бы потому, что в течение двадцати лет он не испытывал ничего подобного. Уолтер сознавал непосредственную связь между яростью и депрессией и понимал, что одержимость апокалиптическими картинами свидетельствует о его психическом состоянии. Он понимал, что в его случае навязчивые идеи подпитываются разладом с женой и разочарованием в сыне. Возможно, будь он совсем один в своем гневе, Уолтер не выдержал бы подобного напряжения.

Но Лалита была с ним на каждом этапе. Она поддерживала его точку зрения и тоже считала, что решение проблемы не терпит отлагательств. Придя на собеседование, девушка рассказала о том, как они всей семьей ездили в Западную Бенгалию, когда ей было четырнадцать. Именно тот возраст, когда подросток способен не просто прийти в ужас при виде скученности, человеческих страданий и нищеты в Калькутте, но и испытать подлинное отвращение. После возвращения в Штаты это отвращение сподвигло Лалиту на то, чтобы стать вегетарианкой и посвятить себя защите окружающей среды. В колледже она сосредоточилась на женском вопросе в развивающихся странах. Хотя Лалите посчастливилось после окончания колледжа получить хорошую работу в Департаменте защиты дикой природы, ее сердце — точь-в-точь как у Уолтера в молодости — принадлежало проблеме перенаселения и социальной устойчивости.

Разумеется, в жизни Лалиты была и другая сторона — ее влекло к сильным мужчинам традиционного склада. Ее бойфренд, Джайрам, коренастый и довольно безобразный, но при этом надменный и энергичный, учился на кардиолога. Лалита была первой привлекательной девушкой на жизненном пути Уолтера, которая отдавала предпочтение таким, как Джайрам, чтобы избежать постоянных приставаний. Но шестилетний и абсолютно бессмысленный роман, казалось, полностью исцелил ее от пристрастия к Джайраму. Когда накануне она задала Уолтеру вопрос о стерилизации, удивило его лишь то, что Лалита вообще испытывала потребность об этом спрашивать.

В самом деле — зачем она спросила?

Он выключил телевизор и стал ходить взад-вперед по комнате, чтобы лучше думалось. Ответ пришел немедленно: Лалита желала знать, не хочет ли Уолтер завести от нее ребенка. Или, может быть, предупреждала, что, даже если он захочет, она будет против.

Самым неприятным было то, что Уолтер действительно хотел от нее ребенка. Не то чтобы он не любил Джессику и даже Джоуи — хоть и более абстрактно. Но Патти вдруг показалась ему такой далекой. Она, возможно, вообще не особенно хотела выходить за него замуж. Впервые он услышал о ней от Ричарда. Тот однажды летним вечером в Миннеаполисе упомянул о том, что телка, с которой он спит, снимает квартиру вместе с баскетболисткой, перевернувшей его представления о спортсменках. Патти уже готова была уйти к Ричарду, но взамен переключилась на Уолтера, и из осознания этого приятного факта выросла вся их совместная жизнь, брак, дом и дети. Раньше они были славной, хоть и странной парой, но теперь как будто подходили друг другу все меньше и меньше. Лалита же казалась Уолтеру поистине родственной душой — и вдобавок девушка обожала его. Будь у них сын, он был бы похож на него.

Уолтер продолжал расхаживать по комнате в сильнейшем волнении. Пока он отвлекался на выпивку и местного грубияна, бездна перед ним разверзлась еще шире. И вот он уже задумывается о том, чтобы завести детей со своей помощницей! И даже не скрывает, что ему этого хочется! И все за какой-то час. Уолтер понимал, что это и впрямь нечто новенькое, ведь он вовсе не думал о своем благе, когда советовал Лалите отказаться от мысли о стерилизации.

— Уолтер… — позвала девушка.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, торопливо подходя.